Ох, а слышать брань — заводит не на шутку.

Нащупываю сквозь промокшие трусики набухший бугорок, нажимаю на него, массируя круговыми движениями. Она жадно ловит ртом воздух, я же наблюдаю и трепещу от скачкообразных ощущений. Ей следовало просто сказать «Остановись», ведь я действую совсем без разума, под руководством маньяка. Одно чертово слово меняет многое! Видимо, для нее закрывает врата к этому «многое».

— Я хочу тебя попробовать.

— Ох, да, пожалуйста, — обреченно просит или соглашается (без разницы) и подстраивается под ритм, откидываясь назад и разводя свои ноги шире. В такой позе она кажется мне чересчур невинной, потерянной и в одночасье усмиренной.

Расплываюсь в улыбке, осознавая степень влияния, устраняю последний преграждающий предмет и замираю. Гладкая, выбритая киска истекает соками желания. Мышцы влагалища подрагивают от нахлынувшего цунами возбуждения, подстегивая приступить к тому, что мы ждем слишком долго. Упорно исследую каждый дюйм изгибов ее тела, невиданно царапаю взглядом вздымающуюся грудь, живот, ноги и облизываюсь, как кот. Моя. Она принадлежит мне.

Опускаюсь на колени, как гребанный пленник, сдавшийся добровольно царице, дую в щелку, на что Катя давится пыточной негой. Это я еще даже не начал. Какая же она нетерпеливая в постели, хотя я сам ничем не лучше, раз собираюсь вылизать ее прямо в детском саду, в который ходит моя дочь. Как символично!

— Засранец! ― нашептывает, придвигаясь к моему рту. ― Я тебя убью, если ты сейчас же не поцелуешь меня там!

На смену угрозам приходят стоны восторга, потому что языком прохожусь снизу-вверх и втягиваю половые губы в рот. Улыбка украшает мою охотничью одержимость. Слизываю клубничное варенье, рычу от экстаза. Все переворачивается, с ней я все ощущаю под тяжестью наркотика: вливаюсь в эйфорию, плутаю среди лабиринта успокоения, вызываю нечувствительность к боли. Углубляю язык, причмокиваю, как только на секунду отстраняюсь, и принимаюсь дрязняще вновь вылизывать ее. Реальность оказалась куда восхитительнее, затмевая мой рассудок. Член пульсирует под тканью, пока на языке остается ее вкус, комнату заполняют медовые стоны, просящие меня не останавливаться.

— Боже…Боже… — Руками стискивает свою грудь, прокатывая между пальцами соски. Зрелище восхитительное.

— Не хватает сюда мороженого, ― бухчу, отрываясь, и ввожу в нее один палец, при этом с лихвой играю на киске, влажной и туманящей мои обострившиеся ощущения.

Катя руками пытается ухватиться за что-то, но падают некоторые тетради. Следом раздается тихий смешок вперемешку со стоном. Я ускоряю движение пальцем, лежу активнее, за что получаю гораздо громче ее будораживание.

— Тш-тш. ― Приподнимаюсь, нависая над ней. Раскрасневшаяся, с еле прикрытыми веками, пухлыми раскрытыми губами выглядит сногсшибательно. Внутри стягивается тугой узел от осознания, что это я ее довожу до такого состояния. ― Нас не должны услышать.

Она выразительно улыбается, хватает меня за лицо и жадно целует. Допустим, таким образом она старалась убедить, что будет меньше кричать.

Возвращаюсь обратно, кончиком языка проникаю глубже, чувствуя, как ее стенки сжимают его, затем стремлюсь завершить пик наслаждения, чтобы перейти более к серьезным делам. На помощь приходят сначала два пальца, после три, на которые она рьяно насиживается, извивается от накала эмоций. Через несколько секунд ее ноги начинают дрожать, конвульсии усиливаются, когда я нахожу бугорок. Воспитательница выкрикивает, но вовремя спохватывается, прикрывая рот рукой, и кончает с шумным дыханием.

Хорошая девочка.

Выпрямляюсь, дергаю за ремень. Катерина слышит звон. После недолгой отдышки приподнимается, в упор глядит, не прерывая контакта. Не составив труда задерживать Екатерину Владимировну, опускаю собачку, приспускаю штаны вместе с боксерами и слышу восторженное «о». Мой член стоит колом, ударившись об низ живота. Глажу себя, стирая выступившее семя, под ладонью чувствую вены, между тем ловлю каждую микроскопическую предвкушаемость с выражения лица девушки. Знал, ей понравится.

— Большой, ― заключает, и вижу, как она сглатывает. ― Значит, ты этим хвастался передо мной? Ты не умеешь рисовать.

Гортанно смеюсь, беру ствол и направляю в нее. Девушка напрягается, стоит головке пройтись вдоль ее истекающей промежности.

— О-о, Снежная королева, я говорил правду по поводу моих искусных умений. А еще, ― чуть протолкнул, и мы вместе впитали почти что глубину друг друга, ― мой член тоже обладает удивительным талантом.

— Каким?..

Мычит, втягивает в себя живот, я делаю еще один несильный толчок. Господи. Какая же она тесная! В ней так жарко. Глаза моментально прикрываются от близости.

— Сейчас ты это узнаешь, ― осклабился и зашипел, проникнув на всю длину. Мы в унисон стонем, и я хватаюсь за ее бедра, впиваясь пальцами в кожу.

Кувалда ударяет мне в голову. Я вошел в нее без защиты! Прошлый эксперимент без презерватива оставил неизгладимый след, хоть я и не жалуюсь, так как ценю свою дочь, но… Я должен был как-то себя обезопасить! Черт, только в ней так хорошо.

Словно две души слились в одну.

— Иди ко мне. ― Наваливаюсь на нее, но не начинаю двигаться.

Пот стекает по позвоночнику, мышцы ноют от напряжения, что круговоротом витает вокруг нас. Нас заносит в центр урагана. Судорожное стенание накрывает, как одеяло, подталкивает опуститься на нее, придавливая своим телом, так, чтобы ощущать каждое нервное колыхание. Она всматривается, притягивает ближе к себе, боясь, что я вот-вот уйду.

Я не посмею. Я не смогу ее оставить. Не смогу без нее, потому что вместе — мы атомная бомба, которое взорвет все в радиусе километра.

— Ты такой твердый. — Поглаживает пальцами мою макушку убаюкивающее и мягко. Ее зрачки бегают, осматривают меня, и сердце сокращается в тоске. Внутри нее моя плоть дергается. На меня никто еще так не глядел. С платонической безмятежностью и без неприглядного чествования. Со всем раскрытым чувственным миром. Последний, кто также во мне видел лучшее, уже два года не со мной. Зубы заскрежетали от нахлынувшего бессилия при упоминании мамы. Нет. Не сейчас. — Не останавливайся…

Сквозь пелену моих собственных уговоров доносится ее мелодичный чистый голос.

— Не смогу. С тобой мне всегда хорошо… — хриплю.

Сколько бы не приходилось издеваться над ней, купировать территории в попытке выпустить ее демонов на свободу, быть с ней поодаль от суеты куда важнее, чем вернуться в свою квартиру, где мало кто ждет, готовит мне еду, обнимает без надлежащей гордости, давая всю свою любовь. Не остановлюсь. Мне нравится находиться там, где она. Нравится дышать вместе с ней. Нравится рассматривать те вещи, которые ее привлекают.

Ничего плохого не подумайте, изредка мне удавалось следить за ней издалека. Тогда она была той Катей, что запомнилась мне при первой нашей встречи.

— Катенька! Почему ты заперлась? Все уже ушли, а ты еще тут…