Ох, как не просто преодолевать барьер предубежденности, уверенности в том, что ты на правильном пути!

Мы готовились к очной ставке между Гейко и Рассохиным, обдумывая различные варианты ее проведения. Однако меня не покидало чувство сомнения в виновности Гейко. Что-то было не так.

И вдруг вспомнил: запись в протоколе осмотра места происшествия! Сам протокол был составлен поверхностно и состоял примерно из двадцати предложений. Ни фотосъемки, ни изъятия следов на месте обнаружения тела потерпевшего не производили, но была там одна настораживающая фраза – о следах автомашины, напоминающих протектор колес «Волги» – ГАЗ-24.

Работники милиции и следователь, первыми прибывшие к поселку Пехорка утром 27 декабря, на допросах вели себя скованно. Видно было, что они знают больше, чем говорят. Недостатки, допущенные при осмотре, объяснили слабым профессиональным уровнем. Но того, что возле тела Афанасьева видели след развернувшейся автомашины «Волга», не отрицали и довольно убедительно обосновали свои предположения о том, как эти следы образовались.

К тому времени появился еще один очень интересный свидетель. Это был постовой патрульного дивизиона ГАИ, который вечером 26 декабря дежурил на развилке Рязанского шоссе и поворота на аэропорт Быково. Сразу после Нового года он исчез. Работники КГБ разыскали его на специальных курсах в Краснодарском крае, куда постового срочно направили для «повышения квалификации».

– В тот вечер, – пояснил он, – около 23 часов мне по рации передали, что со стороны Москвы в моем направлении движется автомашина «Волга», которую нужно задержать. Вскоре я ее увидел. Салон автомашины был переполнен, но никого я рассмотреть не смог. Мое требование остановиться они не выполнили, преследовать их было не на чем. Автомашина скрылась в сторону Быкова. Чуть позже я увидел, как в сторону Рязани проследовали две автомашины городской ГАИ. Мне показалось, что они за кем-то гнались…

Ни тогда, ни после мы так и не смогли установить, кто же передал ему по рации требование о задержании «Волги», какие автомашины ГАИ преследовали нарушителей еще от городской черты. В журнале поста ГАИ значились десятки «Волг», зафиксированных при их проезде в сторону Быкова после 22 часов. Десятки, но только не та, которую мы искали.

Позже, когда обвиняемые начнут рассказывать правду, выяснится, что при выезде из города они едва не опрокинулись в кювет и два офицера ГАИ жезлом потребовали остановиться. Именно потому, что в машине был избитый до полусмерти Афанасьев, сидевший рядом с шофером скомандовал: «Жми!» В заднее стекло увидели, что их начали преследовать две спецмашины с мигалками. Не догнали.

Теперь многое становилось понятным. Утром 27 декабря нашли Афанасьева. Через несколько часов выяснили, кто он. После этого невидимая, но могущественная рука заставила десятки должностных лиц молчать и скрывать от нас правду.

А тогда, оценивая собранную информацию, мы думали: неужели Рассохин и другие лгут, оговаривая своего же товарища по службе? Многое могла прояснить очная ставка. До сих пор я жалею, что не записал ее на видеопленку.

Гейко испуганно поглядывал на Рассохина, ожидая, что тот расскажет, как он пил на службе. Но услышал другое. Потупив голову, Рассохин монотонно излагал, как Гейко вывозил избитого майора КГБ.

Реакция Гейко была неожиданной. Вскочив со стула, он упал на колени и закричал:

– Товарищ следователь, я же отказался!

Столько отчаяния и мольбы было в его голосе, что мне стало не по себе.

– Я видел его еще вечером!.. Один из них, которого зовут Николай, что служил десантником (Селиванов), показывал мне его удостоверение и хвастался: задержали комитетчика. Я выпил с ним полстакана водки и увез в вытрезвитель двух пьяных. А потом видел того мужика еще раз. Он лежал за барьером и хрипел. Я же сразу понял: у него с черепком не в порядке. Они и этот старший лейтенант просят: вывези его да выброси… Налили стакан коньяка. Нет, говорю, братцы, шалишь: я же знаю, что это комитетчик. Вы с ним разбирались, сами и расхлебывайте! Отказался я, поверьте мне!..

Рассохин на Гейко не смотрел. Было видно, что он подавлен происходящим, допустил оговор и психологически не выдерживает хода очной ставки. Лицо его побледнело, руки дрожали. Тупо уставившись в одну точку, он молчал.

И тут я интуитивно понял, что Рассохин сломался. Такую ситуацию называют моментом истины. Я срочно вызвал конвоира, и Гейко увели. Поставил свой стул напротив Рассохина:

– Николай, подними голову. Подними!

– Не могу.

– Николай, ты прежде всего человек. Как бы ты ни был виноват, оговаривать невиновного страшно. Согласен?

– Да! – выдавил из себя Рассохин и замолчал.

– Николай, это была «Волга»?

– Да.

– Какого цвета?

– Черная.

– Кто приехал на «Волге»?

Рассохин медленно поднимает голову. Ох, как он смотрит на меня! Смертельная тоска во взгляде… Дрожат губы… Голос ему не подчиняется…

– Коля, кто это был? Ты должен сказать правду, как это ни тяжело.

– Не могу! – Он почти кричит.

Но я уже догадался, хотя и не верил до конца в такой поворот событий.

– Коля, это был Барышев?

Рассохин кивает и просит воды. Стакан ходуном ходит в его руке, зубы стучат о стекло, вода по подбородку стекает на одежду. Наступает расслабленность. С ней приходит откровенность. Постепенно он успокаивается.

В тот роковой день, когда Рассохин понял, что удары Попова сделали положение безысходным, позвонил дежурному по отделению:

– Ребята грохнули комитетчика.

– Идиоты! Ничего не делайте, я ищу начальство, – последовал ответ.

В тот день начальник 5-го отделения милиции отдела по охране метрополитена майор милиции Барышев находился на больничном. Дома не сиделось. Он съездил в больницу, сделал перевязку и заехал к коллеге по работе. Распили бутылку коньяка, потом вторую. О художествах подчиненных во время службы Барышев был осведомлен отлично – сам иногда грел руки на их нелегальных доходах.

Поэтому постоянное ожидание какого-нибудь ЧП не покидало Барышева ни на минуту. Собираясь домой, позвонил дежурному по отделению и услышал одну из самых неприятных за все годы службы новость. Дал команду ничего не предпринимать, вызвал служебную автомашину и помчался на «Ждановскую» (ныне – станция метро «Выхино»).

Осмотрев Афанасьева, сразу все понял. Посторонних и тех, кому не доверял, удалил. Оставил старослужащих: Рассохина, Лобанова и Попова.

– Что будем делать, красавцы?..

Рассохин предложил отвезти Афанасьева в больницу и объяснить, что в таком состоянии его доставили в комнату милиции.

– Дурак, – обругал его Барышев, – к утру здесь будет свора комитетчиков. А вы все пьяные. Они вас расколют как орехи.