— Когда это было построено? — спросила я у Марцелла.

— Двадцать пять лет назад.

— А кем?

— Помпеем. Главным соперником Юлия. Каменные театры в Риме сооружать не разрешалось. Он перенес работу за стены, но и тогда нашлись ворчуны. Пришлось добавить еще и храм. — Собеседник взглядом указал на святилище Венеры, примостившееся над зрительскими сиденьями. — Заметила, как хитро сделаны сиденья? Словно ступени к храму! — Он рассмеялся. — Только так и удалось убедить недовольных. Строители, видите ли, боялись гневить богов! Представляешь, какие глупцы?

Последние слова услышала даже Октавия. Она обернулась, и ее сыну пришлось понизить голос.

— А вон там прикончили Цезаря, — сказал он, указывая вперед.

— Я думала, его убили в Сенате.

— Сенат иногда собирается в Курии.

— Потому отец и недолюбливает это место, — неожиданно вмешалась в наш разговор Юлия. — И ходит сюда с такой охраной.

Приблизившись к ожидавшим нас мягким скамейкам, я не заметила на лице Октавиана ни тени волнения. Наоборот, Цезарь весело разговаривал с Терентиллой, и, судя по выражению лица его жены, скоро должна была грянуть гроза. Мое место оказалось между Октавией и Александром. Садясь, я услышала, как Ливия предложила:

— Может, нам пора подать пример всем римлянкам и отсесть от мужчин куда-нибудь на верхние ряды? — Заметив неуверенный взгляд супруга, она продолжила: — На стадионах даже мужья и жены занимают места поодаль друг от друга. Почему в театре должно быть иначе?

— Потому что мы — правящая семья, — урезонила ее Октавия. — И прекрасно знаем, как следует вести себя на людях.

— Сестра права. Она сама по себе образец великодушия и порядочности. Впрочем, как и ты, — поспешил исправиться Цезарь.

— А Терентилла? — осведомилась его жена с пугающей мягкостью в голосе. — Разве она — член семьи?

Октавиан стиснул челюсти.

— Супруга Мецената — та же родственница.

Внезапно Ливия просветлела от радости. К нам пробиралась юная девушка с заметно округлившимся животом.

— Горация!

Та кое-как попыталась ответить на улыбку. Ей отвели место рядом с Юлией, на дальнем конце скамьи, но девушка остановилась напротив Октавиана, чтобы поприветствовать его согласно приличиям.

— Рада видеть тебя, мой Цезарь, в добром здравии.

— И я тебя, — коротко бросил он. — Где твой муж Поллион?

— Наверное, остановился поговорить с кем-нибудь из торговцев.

Октавиан изобразил на лице недовольство.

— Он занимается делами в театре?

— Он и в банях под водой заключал бы сделки, будь от этого толк, — с презрением отвечала Горация. — Надеюсь, вам понравится представление.

И удалилась, благоухая лавандой. Когда появился Поллион, мне едва не сделалось дурно.

— Это он? — прошептал Александр по-парфянски.

— Похоже, — ответила я.

Мужчина пробирался между скамьей и сценой, то и дело делая остановку, чтобы потрясти руку очередному знакомому. Подойдя к Юбе, он воздел пальцы, увенчанные увесистыми золотыми перстнями, и громче положенного провозгласил:

— Нумидийский царевич! Мне кланяться или пожать вам руку?

Тот покосился на Цезаря.

— Насколько известно, люди кланяются только царям, а я в настоящее время лишен престола.

Торговец сунул ему свою мясистую ладонь, и Юба вяло пожал ее.

— Ливия! — выдохнул Поллион, словно читал молитву. — Твоя красота посрамит Венеру.

От этой бессовестной лести Октавиан поморщился, зато его супруга прямо-таки просияла.

— А ты и Юпитера уболтаешь отдать свои молнии, — отозвалась она.

Поллион передвинулся к Октавиану, однако не попытался пожать ему руку.

— Цезарь…

— Я слышал, ты занимаешься делами в театре. По-твоему, здесь торговая площадь?

— Нет, конечно. Извините меня.

— Ты очень богатый человек. Но все это благодаря поставкам зерна, одобренным Римом. Запомни: тут тебе не Форум. Ошибешься еще раз — останешься вообще не у дел, — просто сказал Октавиан.

Когда Поллион удалился, я прошептала своей соседке:

— А что, здесь считается преступлением совмещать развлечения и дела?

— Нет, — пояснила Октавия, — но Юлий Цезарь нередко заключал сделки в театре, и это злило плебеев. Нехорошо, если подобные места будут вызывать у зрителей мысли о богатстве патрициев.

Заиграла музыка. Немного поодаль от нас Тиберий что-то сказал Випсании; та рассмеялась, а вот сидевшие рядом с ними дочки Октавии даже и ухом не повели. Интересно, они хоть когда-нибудь совершали поступки, неугодные матери?

На сцену вышел худой мужчина в тоге.

— Сегодня, как и во все вечера, — объявил он, — мы начинаем с речи!

Некоторые зрители зашикали. Актер улыбнулся.

— Может, кто-то из ворчунов согласится задать оратору животрепещущую тему для обсуждения?

Александр повернулся ко мне с ухмылкой:

— Он шутит?

— Нет. Похоже, так и будет.

Зрители принялись выкрикивать:

— Афины!

— Расскажи о красоте лысины!

— Битва при Акции!

Я стиснула зубы, но восклицания продолжались.

— Как насчет пользы от неверной жены? — предложил кто-то.

Актер хлопнул в ладоши.

— Тема выбрана!

Я посмотрела на Октавиана. Казалось, его забавляло происходящее.

С левой стороны на сцену вышел тучный оратор.

— Итак, почему важно быть рогоносцем? — начал он, и весь театр взорвался хохотом. — Если дражайшая половина наставила вам рога, самое время подумать об их преимуществах. Вы сможете отбивать врагов без меча… — Мужчина сделал шуточный выпад, и зал опять покатился со смеху. — Можете пронзить неприятеля насквозь или как следует почесаться… — Оратор поскреб рукой мясистое плечо. — Есть тысячи поводов радоваться своим рогам или наставившей их жене.

Он принялся воспевать все прелести общения с многоопытной супругой, но когда речь зашла о том, как приятно обманутому мужчине побездельничать в конце напряженного дня, зрители начали роптать, и кто-то выкрикнул:

— Давайте медведя!

— Я не закончил, — сердито сказал оратор.

Этими словами он лишь подзадорил пьяниц.

— Медведя! Медведя! — дружно скандировали они.

Я повернулась к Октавии:

— Это же не в прямом смысле?

Она рассмеялась.