У меня округлились глаза.

— Откуда ты знаешь?

Девушка улыбнулась.

— Я сама его позвала.

На пороге возникли Марцелл с Александром. Увидев на Юлии жемчужную ленту, брат замер на месте.

— Это твоя диадема?

— Я на минутку дала, — вырвалось у меня.

Между тем его друг присвистнул, и Юлия повернулась, давая лучше себя рассмотреть.

— Ну, что скажешь? — осведомилась она.

— Ты красивая, как Селена.

Девушка метнула на меня уничтожающий взгляд.

— По-твоему, мы с ней похожи?

— Конечно. То есть… нет. Ты самая прекрасная царевна на свете! — воскликнул Марцелл.

Правда, при этом он ухитрился мне подмигнуть. В груди что-то странно затрепетало. Юлия ухмыльнулась.

— А как тебе мои краски?

— Надеюсь, они смываются, — ответил юноша без тени улыбки. — Скоро здесь будет мама.

Взвизгнув от испуга, девушка сунула мне в руки диадему и бросилась оттирать лицо.

— Быстрее! Бусины!

Марцелл рассмеялся.

— А ты на что рассчитывала?

— Да ведь она должна была заниматься благотворительностью в Субуре. Что вы стоите как истуканы? Помогайте!

Мы вчетвером кинулись расплетать ее волосы. Галлия ссыпала бусины в кувшинчик и убрала его в мой сундук.

— Только не к Селене! — закапризничала дочь Цезаря. — Это мое!

— Оставь их здесь, пока не уйдет моя мама, — предложил Марцелл. — В последнее время у мамы все вызывает подозрения.

— О чем ты? — обиженно бросила Юлия.

Молодой человек неуверенно покосился на рабыню.

— Это по поводу Красного Орла.

— И? Разве он может укрыться в кувшине?

— Нет. Но поверь на слово: так будет лучше.

Октавия распахнула дверь и отпрянула, увидев нас впятером.

— Галлия, что это значит?

— Готовятся к театру, хозяйка, — спокойно сказала та.

— Нравится моя туника? — спросила Юлия, повернувшись.

На лице девушки не осталось и следа красной охры.

— Опять обновка? — нахмурилась Октавия.

— Вчера купили. И для Селены тоже. Там еще хватит шелка для Антонии, если пожелаешь…

Хозяйка виллы чуть подняла уголки губ.

— Спасибо. Думаю, ей подойдет что-нибудь поскромнее.

Юлия пропустила колкость мимо ушей.

— Как называется представление, на которое мы идем?

— «Амфитрион» Плавта, — проронила Октавия, обыскивая глазами комнату, словно почувствовала подвох.

Марцелл подхватил мать под руку и потащил из купальни в комнату.

— А ты уже знаешь, кто там будет?

— Агриппа, Юба, Меценат, Терентилла, — отвечала ему Октавия. — Да, Юлия, можешь радоваться: скорее всего, Горация с Поллионом тоже придут.

Юноша обернулся, и в его взгляде мелькнуло непонятное сочувствие.

— Кто такая Горация? — поинтересовался мой брат.

— Мы вместе ходили в школу, — сощурилась Юлия. — Но в прошлом году Ливия выдала ее замуж…

— Это плохо?

— …за гадкого престарелого торговца, а ведь ей было только тринадцать!

Выходя из комнаты, мы с Александром переглянулись.

— Зачем Ливия так поступила? — с тревогой в голосе осведомился он.

— Горация была моей лучшей подругой. Она даже научила меня плавать, — прошептала девушка.

Ее глаза заблестели от слез.

— И за это Ливия так ужасно ее наказала?

— Она бы выдала бедняжку хоть за самого Цербера, если б могла. И вот теперь Горация носит под сердцем ребенка от мерзкого старика.

У портика нас ожидало с полдюжины носилок. Мне выпало ехать вместе с Юлией. Заходящее солнце окрасило занавески алым и золотым.

— Будь я не так испорчена, — проговорила вдруг девушка, — никогда бы не попросила тебя разрисовывать мое лицо.

— Почему?

— Потому что если бы слухи дошли до Ливии, она и с тобой поступила бы так же.

Я выпрямилась.

— Ни за что на свете!

Юлия безжалостно рассмеялась.

— Разве ей помешаешь? Даже Октавия не в силах переубедить отца, когда Ливия рядом. А уж она все время рядом. Так и нашептывает ему в ухо, словно Борей.

Мне стало удивительно, откуда юная римлянка может знать греческое божество северного ветра, но та только отмахнулась:

— Я не полная дура. Слушать умею.

Остаток пути мы ехали в тишине. Когда носилки остановились на Марсовом поле, Юлия объяснила:

— Дальше пойдем самостоятельно. Отец полагает, будто наше пешее появление благоприятно подействует на плебеев.

Шесть рабов аккуратно поставили носилки на землю. Я раздвинула занавески, и Марцелл помог нам сойти на землю.

— Веселая выдалась поездка? — спросил он, увидев мое лицо.

— Тебе не понять, — обиделась Юлия.

— Ладно, развеселись. Ты хоть помнишь, когда мы последний раз ходили в театр?

— Перед отъездом отца в Египет.

— Вот именно. Жаль, что Горацию выдали за этого толстопузого, зато, по крайней мере, у нее есть деньги на билет.

— Еще бы немного ума в придачу, чтобы купить на них крысиного яда…

Марцелл пожал плечами.

— Подумаешь. Когда старикан отправится на тот свет, ей не будет и двадцати пяти. А там можно подыскать супруга получше.

— Вы двое просто несносны, — вставил Тиберий.

А я и не замечала, что он шагал позади вместе со своим младшим братом. Юлия даже не обернулась, а ее спутник парировал:

— Вот женит тебя мамаша на дряхлой матроне с обвисшей cunnus[24], посмотрим, как тебе это понравится.

Александр захохотал, но, увидев мой взгляд, осекся.

— Октавиан впереди, — сказала я по-парфянски. — И все остальные тоже.

К театру нас сопровождали два десятка солдат. Цезаря прикрывали с боков Агриппа и Юба. Их длинные тоги реяли на летнем ветру, но под тканью темнели кольчуги.

Развеселившийся брат протрезвел в мгновение ока.

Мы прошли под великолепной мраморной аркой. Спускающиеся рядами скамейки были устроены прямо на склоне холма. За ними тянулась отполированная до блеска мозаика с изображением трагической и комической масок. По правую и левую стороны шумели тенистые ухоженные сады с колоннадами. Все выглядело совершенно новым либо прекрасно сохранившимся.