— Да и в вашем, — заметил Дион.

Фиггис улыбнулся и слегка наклонил голову. Доброжелательно глядя на Джо, сообщил:

— Перед тем как сюда перебраться, я служил в армии, а потом — начальником полицейского участка. За свою жизнь я убил семь человек, — добавил он без тени гордости.

Семь, подумал Джо. Бог ты мой!

Взгляд Фиггиса оставался безмятежным и добродушным.

— Я убил их, потому что это была моя работа. Радости мне это никакой не доставило, к тому же, честно вам сказать, их лица меня частенько преследуют по ночам. Но если бы завтра мне пришлось убить восьмого, чтобы защитить наш город и послужить ему, я бы сделал это, мистер. Твердой рукой, не моргнув глазом. Вы меня слушаете?

— Слушаю, — ответил Джо.

Фиггис встал рядом с картой города, висящей на стене за его столом, и пальцем медленно очертил круг с центром в Айбор-Сити.

— Если вы будете вести свой бизнес только в этих пределах — к северу от Второй, к югу от Двадцать седьмой, к западу от Тридцать четвертой и к востоку от Небраска-авеню, — у нас с вами вряд ли возникнут разногласия. — Он глянул на Джо, чуть приподняв бровь. — Как вам это?

— Звучит неплохо, — отозвался Джо, думая: когда же он доберется до своей цены?

Фиггис заметил невысказанный вопрос в глазах Джо, и его взгляд чуть потемнел.

— Я не беру взяток, — сообщил он. — Если бы брал, трое из этих семерых мертвецов до сих пор ходили бы по земле. — Обойдя стол, он присел на его край и очень тихо произнес: — Я не строю иллюзий, мистер Коглин, насчет того, как ведутся дела в этом городе. Если вы частным образом спросите меня, как я отношусь к сухому закону, то я начну закипать, словно чайник. Я знаю, что многие из моих сотрудников берут деньги и за это отворачиваются, когда нужно. Я знаю, что служу городу, который погряз в коррупции. Я знаю, что мы живем в развращенном мире. Да, я дышу воздухом коррупции, я тесно общаюсь с коррумпированными людьми, но это еще не повод думать, что я тоже подвержен коррупции. Не делайте такой ошибки.

Джо поискал в его лице признаки бахвальства, гордости или преувеличивания своих достоинств: он уже понял, что таковы обычные слабости всех этих «людей, которые сами себя сделали».

Но он прочел в этом лице только спокойную решимость и силу духа.

Что ж, решил он, не следует недооценивать полицейского начальника Фиггиса.

— Я не сделаю такой ошибки, — пообещал Джо.

Фиггис протянул ему руку, и Джо пожал ее.

— Спасибо, что зашли. Будьте осторожней на солнце. — Лицо Фиггиса на мгновение стало веселым. — Ваша кожа может легко обгореть.

— Приятно было познакомиться, господин начальник полиции.

Джо прошел к двери. Дион открыл ее перед ним. За порогом стояла запыхавшаяся юная девушка, вся — воплощение энергии. Та самая дочь со всех этих фотографий, прекрасная и рыжеволосая, с золотисто-розовой кожей, настолько безупречной, что она, казалось, сама источает мягкий солнечный свет. Джо решил, что ей лет семнадцать. От ее красоты у него перехватило дыхание, слова замерли на губах, он сумел лишь пробормотать: «Мисс…» Но эта красота была не из тех, что возбуждали в нем плотское желание. В ней было нечто более чистое. Красота дочери Ирвинга Фиггиса, шефа полиции, была не такой, которую хочется присвоить: ей хотелось поклоняться.

— Отец, — проговорила она, — прошу прощения. Я думала, ты один.

— Ничего страшного, Лоретта. Эти господа уже уходят. Поздоровайся, — напомнил он.

— Да, отец, прости. — Она повернулась и сделала легкий реверанс Джо и Диону. — Мисс Лоретта Фиггис, к вашим услугам.

— Я Джо Коглин, мисс Лоретта. Приятно познакомиться.

Когда Джо чуть качнул головой, он ощутил совершенно непонятный порыв — ему захотелось опуститься на колени. Это оставалось в нем до вечера: мысль о том, какая она нежная и чистая. И о том, как тяжело, наверное, быть отцом такого хрупкого существа.

Этим же вечером, позже, они ужинали в «Ведадо тропикале» за столом, расположенным справа от сцены, что давало им возможность отлично видеть и танцовщиц, и музыкантов. Было еще рано, и этот маленький оркестр — барабанщик, пианист, трубач и тромбонист — играл энергично, однако еще не во всю мощь. На танцовщицах не было ничего, кроме крохотных платьиц, прозрачных, как лед, в тон их головным уборам. На нескольких красовались ленты для волос, усыпанные блестками, с плюмажами, вздымающимися над серединой лба. Другие носили на голове серебристые сетки с розетками из матового бисера и такой же каймой. Они танцевали, положив одну руку на бедро, а другую подняв в воздух или указывая куда-то в зал, на зрителей. Они демонстрировали ужинающим достаточное количество нагой плоти, чтобы не оскорбить дам и при этом гарантировать, что их мужья сюда вернутся, попозже.

Джо спросил у Диона, лучший ли это ужин в городе.

Дион улыбнулся через полную вилку lechón asado[26]с жареной юккой:

— Лучший в стране.

Джо улыбнулся в ответ:

— Я бы тоже сказал — неплохой.

Он заказал ropa vieja[27]с черной фасолью и желтым рисом. Съел все подчистую и пожалел, что порция недостаточно велика.

Подошедший метрдотель сообщил, что кофе ожидает их вместе с хозяевами заведения. Джо и Дион последовали за ним, шагая по полу, выложенному белой плиткой, миновали сцену и проникли за занавес темного бархата. Затем они прошли по целому коридору, отделанному вишнево-красным дубом, какой идет на ромовые бочки, и Джо невольно задумался: не доставили ли несколько сотен таких бочек через Мексиканский залив специально для отделки этого коридора? На самом деле их понадобилось бы гораздо больше: оказалось, что и кабинет отделан тем же деревом.

Внутри было прохладно благодаря полу из темного камня и металлическим вентиляторам, свисающим с потолочных балок, поскрипывающим и позвякивающим. Полоски мощных жалюзи медового цвета были открыты, впуская вечер и неумолчное потрескивание стрекоз.

Эстебан Суарес оказался стройным человеком с гладкой кожей цвета слабого чая. Светло-желтые глаза напоминали кошачьи, а волосы, зализанные со лба назад, совпадали по цвету с темным ромом в бутылке на его столике. На нем был смокинг с черным шелковым галстуком-бабочкой. Он приблизился к ним с ослепительной улыбкой и крепко пожал им руки. Затем он провел их к высоким креслам, расставленным вокруг медного столика. На столике расположились четыре крошечные чашечки кубинского кофе, четыре стакана с водой и бутылка «Бочкового рома Суареса» в плетеной корзинке.

Ивелия, сестра Эстебана, поднялась со своего места и протянула руку. В ответ Джо поклонился, взял ее кисть и слегка коснулся ее губами. Рука пахла имбирем и опилками. Ивелия была гораздо старше брата, кожа туго обтягивала ее лошадиную челюсть, острые скулы и выпуклый лоб. Толстые сросшиеся брови шевелились, словно гусеница-шелкопряд, широко расставленные глаза были выпучены.