Знаешь, нам повезло. Просто повезло. Ещё бы, как я думаю, сутки… или даже меньше…

Где-то неподалеку громыхнул взрыв. Пол под ногами содрогнулся, кто-то из толпящихся в коридоре учёных вскрикнул… но тут же замолчал, почти одновременно с донесшимся до Ланы звуком увесистой оплеухи. Паника была недопустима — вот её и не допускали.

— Или ноль, — мрачно заключила она. — Что там с изоляцией отсеков и путями отступления?

— Не твоя печаль, — буркнул в ответ напрягшийся Солдатов. Его глаза двигались очень быстро, отслеживая информацию, строчки которой возникали на внутренней поверхности забрала шлема.

Люди в броне, с оборудованием и без, волнами накатывали на коридор и растекались по его ответвлениям. Чуть в стороне грохнуло ещё раз, и в кольце коммуникатора Лана услышала, как скрипнули зубы Солджера.

— Бери этого специалиста по испорченным образцам и марш на борт. Доставить в целости и сохранности. Сдать лейтенанту Прохорову. Головой отвечаешь, поняла?

Лане казалось, что вместо шеи у неё стальной штырь. Для того, чтобы склонить голову, подтверждая, что приказ услышан и понят, понадобилось сознательное усилие. Всё же она кивнула и шагнула туда, где судорожно сглатывал Джадд, чьи руки опять были стянуты за спиной. Смерила взглядом, не сулившим ничего хорошего даже сквозь забрало — на лбу почтенного кибернетика выступили крупные капли пота — и подбородком указала направление следования. Она не была уверена, что совладает с голосом. Желание когтями врезать их встречу в память этого человека заволакивало глаза красной пеленой… но у неё был приказ.

Поэтому она просто шла рядом с Джаддом, время от времени перемещаясь к нему за спину и оттаскивая к стене, когда навстречу попадался очередной взмыленный техник. Волокущий то громыхающий мешок, то стопку плоских ящиков, то пару баллонов с чем-то, назначение чего ей было некогда и незачем уточнять.

Хорошо хоть Тина осталась помочь с инкубаторами. Хотела было сопровождать, личный врач и всё такое… но легионерами в ходе вылазки командовала Лана, и с этим пришлось считаться даже майору Солдатову.

Ближе к кораблю стало совсем тесно: сноровисто работающие люди тянули по коридору то, в чём она немедленно опознала транспортёр трюмной загрузки. Должно быть, демонтаж там и монтаж здесь происходили одновременно. Новые детали прибывали на место по уже собранной ленте, работа кипела, шансы доставить инкубационные камеры в целости и сохранности повышались на глазах. Ну и скорость! Вот только где искать в этой суматохе лейтенанта Прохорова?

Лейтенанта искать не пришлось. Он стоял сразу за створом шлюза, чуть в стороне от суетящихся трюмников. За его спиной маячила пара крепких парней с нарочито бесстрастными лицами.

Уже успевшая поднять забрало Лана вскинула правую руку к шлему и отрапортовала по-русски:

— Первый лейтенант Дитц! Задержанный Уильям Джадд доставлен!

— Старший лейтенант Прохоров! — молодой офицер отдал честь в ответ так, что человеку знающему и опытному было очевидно: он приветствует равного, того, кто заслужил его уважение. — Задержанный принят. Осадчий!

— Я!

— Препроводи!

— Есть!

Один из парней безо всякого пиетета подтолкнул Джадда в спину, и они исчезли в глубине корабля. Лана, отправившая Солджеру рапорт о выполнении приказа, задержалась. В основном потому, что навалившаяся вдруг усталость сделала ноги тяжелыми и непослушными. Ну да ничего, пару минут можно и тут постоять. Главное, экипажу не мешать, дабы не зашибли под горячую руку.

— Как думаешь, успеют? — обратилась она к Прохорову. То, как он козырнул, вполне позволяло ей обращаться к нему на «ты».

— Должны.

— Я вот всё думаю… ну, по коридорам — понятно, транспортёром. А по лестнице как же?

— Да не переживай, — чуть покровительственно усмехнулся лейтенант. — По лестнице на руках поднимут. Народ у нас опытный, руки не из задницы растут, а из плеч… короче, не уронят и не расплещут.

— Ты уже в курсе, да? — Лана не удивилась. Уж что-то, а скорость распространения информации в замкнутом пространстве корабля она могла себе представить.

— Все уже в курсе. Кого это касается.

— А кого не касается, ещё раньше и в более полном объёме, — проворчала Лана.

— Соображаешь! — понимающе ухмыльнулся Прохоров.

— Служила! — в тон ему ответила Лана.

Глаза закрывались сами собой, голова норовила опуститься на грудь.

Лейтенант, нацелившийся было на дружескую болтовню с приятной во многих отношениях барышней, резко посерьёзнел:

— Плохо выглядишь, Дитц.

— Знаю. Как это по-русски… «притомилась», да?

Прохоров покрутил головой с явственно видным неодобрением и повернулся ко второму из своих сопровождающих, за всё время их с Ланой разговора не пошевелившемуся ни разу:

— Любшин, проводи до броневой, потом до каюты. Смотри у меня. Чтобы в лучшем виде!

— Есть! — козырнул тот. — Мэм?

Душ, самый горячий, какой удалось выкрутить, помог слабо. Совсем он не помог, правду сказать, как и свирепое растирание полотенцем. Лане было холодно. Хвалёная терморегуляция сделала организму ручкой, мрину била крупная дрожь, неприятно напомнившая детство и ночёвки в полуразвалившемся амбаре на родной ферме. Она натянула одеяло до самого носа, поразмыслила и стащила с верхней койки второе. Тине оно понадобится нескоро: перед тем, как отконвоировать Джадда на корабль, Лана приказала медику следить за процессом переправки капсул с детьми. Когда их доставят, в лазарете — или где их там разместят — на счету будет каждая пара квалифицированных рук. Так что покамест можно было укрыться и Тининым одеялом тоже. Вот только и это не спасало.

Мучительно хотелось спать. Хотелось и не получалось. Поселившийся где-то глубоко внутри холод вгрызался в суставы и мышцы, скручивал их, не давал занять удобное положение на койке.

Тело редко по-настоящему подводило Лану. Как бороться с внутренним холодом, она знала только теоретически, из посещенных по долгу службы семинаров по аутотренингу.

— Надо вспомнить, — говорили ей тогда, — жаркий день или жаркий бой.

С боем прокатить не могло по определению, пресловутое «упоение битвой» было, с точки зрения Ланы, выдумкой романистов и оправданием слабаков. А вот жаркий день… да, один такой она вполне могла (и должна была) вспомнить во всех деталях. Потому что рано или поздно здесь, на русском эсминце, её спросят, откуда ей известно, как обращаться со «сферой Раскина». Обязательно спросят, не могут не спросить. Так почему бы не совместить полезное с приятным и снова полезным? Авось получится согреться…

… На экваторе не бывает холодных сезонов, там жарко всегда. Просто зимой и летом там жарко и мокро, а весной и осенью — жарко и сравнительно сухо, вот и всё. Давно ожидаемый и широко разрекламированный визит знаменитого Бенджамина Раскина пришёлся на конец весны, и кампус Нильсборского университета раскалился как доменная печь.