— Но… но… — Нэнси была смущена и одновременно возмущена. — Твой образ жизни… эта квартира.

— Это квартира Полли.

— О…

— Вот видишь, — сказал Берри, отважно изгоняя тоску из голоса. — Брак со мной — это не пасторальная любовь. Единственная крыша, о которой может позаботиться моя семья, — это крыша над нашей собственной головой. У нас нет лишних миллионов.

— О… — снова протянула Нэнси. Она начала смеяться. Берри тоже засмеялся. Они оба протянули руки, чтобы взять последний круассан, и хохотали почти до слез.

Берри торжественно разломил круассан надвое и пошел в кухню приготовить новую порцию кофе. Нэнси лежала, подминая спиной мягкие подушки Полли, и слушала, как он напевал что-то, хлопая дверцами буфета. У Берри был бодрый голос, и она чуть было снова не расплакалась. Она не понимала, что нашло на нее.

— Ты ангел, — сказала она, когда он вернулся.

Он застенчиво ухмыльнулся.

— Чепуха.

— У тебя… я даже вижу твои крылья. Полли — счастливая девушка и, надеюсь, что это понимает. — Она сделала резкий вздох и потянулась за своей порцией круассана. — Я рада, что ты не так богат, как мы думали. Во всяком случае, у тебя меньше шансов закончить дни с такой сучкой, как я.

— Ты не сучка, Нэнси, — сказал Берри, краснея. — Ты делала это ради Руфы, но в любом случае сомневаюсь, чтобы это сработало. Даже если бы я смог спасти Мелизмейт, тебе не стоило отговаривать ее от брака с Эдвардом.

— Ты прав, — Нэнси выглядела мрачной. — Если она вобьет себе в башку что-нибудь, ее не переубедишь. Меня пугает то, что она прямо зациклилась на нем.

— Я все же не понимаю, почему ты так настроена против Эдварда, — более твердым голосом сказал Берри. — Мне кажется, он потрясающий мужик. В тот вечер, когда он вызволил мои ключи, он рассказал мне, что очень любит всех вас.

— Правда?

— У меня создалось впечатление, что он сотрет в порошок того, кто попытается обидеть вас — любого из вас. Он сказал, что это его долг перед вашим отцом.

Круглые глаза Нэнси налились слезами — слезами, которые она так и не пролила за Настоящего Мужчину, потому что старалась казаться бодрой.

— Хотелось бы, чтобы Эдвард женился на ком-то другом, прибрал к рукам деньги и передал их нам, когда мы будем в них нуждаться.

— Возможно, он не считает, что ваш отец взял бы их.

Она быстро высморкалась.

— Ты, должно быть, шутишь. Настоящий Мужчина, не задумываясь, взял бы деньги у любого.

— Возможно, Эдвард жалеет о случившемся, и женитьба на Руфе — это своего рода способ помириться со всеми вами. Держу пари: он отдал бы все деньги до последнего пенса, чтобы спасти вашего отца. Такой вот он человек. Это же лежит на поверхности.

Воцарилось молчание.

— Наверно, я слишком строга по отношению к нему, — сказала Нэнси.

— Да, мне кажется, он очень любит твою сестру.

Снова молчание.

— Черт возьми, — проговорила Нэнси. — Ты так добр, а я веду себя как настоящая идиотка. Утром я накричала на Руфу. Угрожала изничтожить ее. И она отправилась домой, думая, что я ненавижу ее.

— Вздор! Она не может так думать.

Нэнси высморкалась, полностью успокаиваясь.

— Постараюсь в какой-то мере восстановить отношения.

На Мелизмейт опустилась весна, разбросав голубые колокольчики и бледные примулы по лесным просекам и пучки зелени по мокрым коричневым полям. Разросся ракитник, на речных берегах обосновались бледно-желтые нарциссы. Воздух пропах мокрой почвой и молодой травой.

Руфа, теперь официально невеста Эдварда, сидела на переднем сиденье. Изменение погоды — хороший признак, размышляла она, для первого нового этапа в ее жизни. Она хотела, чтобы мир был устроен по-иному, чтобы можно было созерцать счастливый конец собственными глазами. Она все еще немного злилась на Нэнси и стремилась получить новые доказательства своей правоты.

Нэнси заявлялась домой после полуночи, работая в баре, а затем кутила с Рошаном в ночных клубах Сохо. В то утро Руфа сообщила о своей помолвке. Она была совершенно не подготовлена к гневу сестры, уверенная, что новость порадует ее. Возмутительные обвинения Нэнси обозлили Руфу. Более того, от вопиющей неблагодарности у Руфы перехватило дух. Неужели она не понимает, что значит для них Эдвард? Что бы с ними стало без него? Он всегда выручал их из неприятностей, не требуя благодарности и, как правило, не получая ее.

Но она не могла смириться с гневом Нэнси. Правда заключалась в том, что она отчаянно нуждалась в одобрении сестры. Нэнси была ее любимой сестрой, она была для нее жизненно необходимой. Ее отсутствие ослабляло блеск триумфального возвращения домой. Но Нэнси придется изменить мнение, когда она увидит счастье их матери. Руфа была уверена, что Роза будет в восторге. Она старалась сосредоточиться на грандиозном счастливом конце. Нэнси будет вынуждена примкнуть к общему веселью.

Эдвард поглядывал на Руфу сбоку, стараясь понять ее настроение.

Так или иначе, до прибытия в Мелизмейт им придется выступить в роли любовников. Эдвард не мог себе представить, как у них это получится. Руфа и не догадывалась — он был не в состоянии сказать ей об этом, — как страстно он любил ее. Собственное чувство вызывало у Эдварда удивление. После их ссоры, когда он не спал всю ночь, доискиваясь до причин внезапного гнева, это стало для него большим откровением. На протяжении шести лет после возвращения на ферму он жил в условиях личной драмы, заключавшейся в любви к Руфе. Подобно подземному потоку, эта любовь определяла все его отношения с семьей.

В его представлении она была ребенком, пока он не встретил ее вновь — высокую, хмурую и невероятно красивую. Она была идолом отцовского сердца. Эдвард вспоминал пьяные заявления Настоящего Мужчины о том, что он боится «сдать» Руфу какому бы то ни было мужчине.

Настоящий Мужчина доверял Эдварду, потому что не видел в нем соперника. Эдвард не считал себя таковым. Любое чувство в отношении Руфы, любая душевная боль, вызванная созерцанием ее красоты, немедленно подавлялись и предавались забвению. Вопрос о признании в любви к ней даже не стоял. Он исходил из того, что она никогда и не помыслит влюбиться в него. Эдвард еще глубже зарыл свои чувства, когда она влюбилась в этого ужасного писаку, сдававшего свой коттедж.

Женитьба на Руфе означала бы воскрешение всех похороненных желаний. Он был искренен до последнего слова, когда сказал ей, что секс не является частью сделки. Но, разумеется, Эдвард желал секса с ней. Он желал его неистово, и сама мысль об этом стала сводить его с ума. Они попали в странную ситуацию, размышлял он. Они были помолвлены, но, для того чтобы в один прекрасный день стать любовниками, ему придется завоевать ее расположение. Однако одному Богу известно, как он сделает это, раз он так боится создать впечатление, что принуждает ее.