– Предатель! – еле слышно сказал «Акрам» и плюнул в лицо «Зурапу». – Пусть Аллах покарает тебя за нашу кровь!

«Зурап» выстрелил. «Акрам» затих на траве.

Хаким вытащил из кармана колоду игральных карт и разбросал их на тела убитых террористов, сказал:

– Пусть думают, что произошла ссора, и смерть на бытовой почве, из-за денег! – и, обращаясь к «Зурапу», добавил: – Сделай по одному контрольному выстрелу в голову «Акрама» и «Фараха», не дай бог, если кто-то из них одыбается, тебе не сдобровать.

«Зурап» исполнил команду.

– Теперь всем в машину! – приказал я.

– Лихо у вас все получилось, товарищ полковник, как в кино, – сказал Саша Григорьев, – Однако, когда такое случается наяву, намного страшнее и интереснее!

– Вот что, Саша, – сказал я водителю, – для тебя работа только начинается. Как тебе уже было сказано, если ворота городка ООН закрыты, тарань их на скорости, а теперь вперед!

– Время не ждет! – добавил Саша.

– Правильно, Саша. Время не ждет!

Счастье на этот раз было на нашей стороне. Ворота городка ООН были открыты, на ночь они не закрывались, и машина без труда проскочила на трассу. Через несколько минут мы уже были дома, в «Мусомяки».

Молчавший всю дорогу майор Собин заговорил:

– Видать, самой судьбой быть мне террористом, – сказал он, тщательно подбирая каждое слово. – «Акрам» и «Фарах» – это мои кровные враги – уничтожены. Спасибо командиру, что он спас нас от верной смерти!

– Говори спасибо «Зурапу», его в агентурную сеть вербовал майор Саротин, твой закадычный друг и побратим. Вы, Собин и Саротин, – главные виновники провала, который намечался, и возможной гибели всей группы! – сказал переводчик Ахмет. – Не было бы провокаторов в агентурной сети, не было бы и проблем.

Пока в «Мусомяки» шла незлобная перебранка между переводчиками и оперативными офицерами, Саша Григорьев по моему приказу отвез «Зурапа» в «Медузу», ставшую для него временным содержанием и заключением, без каких-либо удобств, но зато надежным убежищем от басмаческой мести.

«Зурап» выполнил все свои обязательства, и теперь следовало принять меры по его безопасности и переброске в Кабул, поскольку «Зурап» в категорической форме отказался покидать Афганистан.

Вскоре Центр сообщил, что на Млек Азиза выписаны соответствующие документы, для конспирации и надежности его фамилия была изменена. Мне предлагалось отправить «Зурапа» спецрейсом в Кабул, вместе с его семьей.

«Зурап» сиял от радости. Я также был доволен таким решением вопроса, что сдержал данное «Зурапу» слово.

«Зурап» обрел независимость и самостоятельность. В Кабуле «Зурапа» встретили наши люди из разведцентра, он какое-то время проживал на конспиративной квартире, отращивал усы, изменил внешность, манеру одеваться. Получил от Центра определенную сумму денег и занял одну из квартир, принадлежащую разведцентру. Там поселился с семьей и престарелой матерью. Жизнь «Зурапа» налаживалась.

Я продолжал находиться в Кандагаре и на какое-то время потерял связь о «Зурапом». Он выпал из моего поля зрения.

На одном из служебных совещаний я подвел итог работы оперативной группы, упомянул о провалах, дал понять, что провалы случаются не только по вине оперативных офицеров, но и переводчиков. Они знают язык страны пребывания и лучше могут понять душу разрабатываемого для вербовки, и обязательно должны на этот счет высказывать свое мнение, однако решать окончательно, как быть с разрабатываемым, должны только оперативные офицеры, поэтому и спрос с них.

Повод был хороший, чтобы целиком проанализировать всю работу оперативной группы, сказать добрые слова в адрес тех, кто их заслуживал и, наоборот, высказать конкретные замечания, чтобы не повторять ошибок и упущений в работе «точки». Вся группа сходилась на том, что обстановка в Кандагаре была сложной, никто уже не предлагал, как раньше, «лечь» на дно и прекратить агентурную работу.

– В Кандагаре творится безумие насилия! – сказал переводчик Ахмет, самый опытный и заслуженный человек из состава «точки». – Афганский народ поднялся на борьбу, нам придется тяжело в этих условиях, но мы должны выстоять без потерь.

– Еще Ф. Ницше говорил, – сказал я, – что «безумие единиц – исключение, а безумие целых групп, партий, народов – правило!» Мы находимся в стране безумцев, они борются за свою свободу, что мы можем им противопоставить? Нашу организованность и дружбу. Продолжать работать, как работали, не расслабляться. Прежде чем что-то сделать, все обдумать, взвесить и только тогда действовать, но решительно и без оглядки назад. Только так мы сможем действовать без потерь и без срывов.

Авторитет разведчиков значительно вырос. Басмачи нас боялись, ненавидели и намеревались уничтожить. Пакистанская пресса вторгалась во внутренние дела Афганистана, называла вторжение Советского Союза в Афганистан авантюрой и клеймила нас позором. Я внимательно следил за прессой Пакистана, Ирана и США. Средства массовой информации этих государств выливали на головы 40-й армии ушаты грязи, включая деятельность глубоко засекреченных военнослужащих советских служб в Кандагаре. Это уже касалось нашей деятельности. Нас заметили. Но от этого нам не стало легче. За голову таинственного Генади давали уже пять тысяч американских долларов, кто его убьет или принесет голову в мешке.

С чьей-то подстрекательской подачи был пущен слух, что советские спецслужбы в Кандагаре убивают и мучают сотни людей в своих тюрьмах, включая солдат-отказников из Средней Азии, братьев афганского народа по вере. Намек был понятен – «Мусомяки», включая убийство «Акрама» и «Фараха», таинственное исчезновение «Зурапа» из поля зрения, одного из руководителей кандагарского подполья. Все, что проводилось силами ХАДа, приписывалось спецслужбам России, пытки, издевательства, убийства. По информации прессы – Карачи, на кандагарской таинственной даче, где проживают таинственные русские, находятся захоронения многочисленных патриотов Афганистана, убитых русскими варварами. Эта ложь, шитая черными нитками, воспринималась за правду. Якобы собаки раскапывают на таинственной даче кости убитых людей и растаскивают в зубах по окрестным местам, пугая крестьян и работников аэропорта, поскольку эти захоронения находятся рядом с Кандагарским аэропортом.

Одновременно с накатом лжи и дезинформации в черте города Кандагара появились многочисленные листовки, направленные на саботаж и свержение народной власти. Листовки, отпечатанные на хорошей бумаге за границей, называли советников из Москвы кровопийцами и первым из них комбрига Шатина, который, по словам этой пропаганды, и дня не мог прожить без человеческой крови, в основном крови младенцев, и поедал их печень, чтобы сохранить молодость.

Пакистанская пресса не обошла стороной и меня, изображала на страницах газет и журналов этаким маленьким гномом с головой – капустным вилком, приставленным к шее, тонкой и длинной.

По-видимому, моих фотографий не было и меня изображали кем угодно, только не человеком, и трудно было, посмотрев на газетную карикатуру, сказать, кто это? Если бы не стояла подпись «полковник Генади – палач Кандагара».