Дело было сделано, и причин для задержки больше не оставалось. Рамита почувствовала оцепенение. Несмотря на все молитвы и пост, она совершенно не была готова. Взяв девушку за руки, мать и Пашинта подняли ее на ноги. Их лица были каменными. Время не ждало – даже ее.

Дома родители накормили Рамиту с рук, а затем Испал молча отвел ее обратно в спальню, где девушку ждала свежая ночная рубашка – совершенно новая, не с плеча одной из дочерей Пашинты. На мгновение сжав руку отца, Рамита выпроводила его и, сбросив промокшую сорочку, переоделась в новую. Вскоре она уже спала сном таким же глубоким, как и Гурия, которая даже не шелохнулась с момента ее ухода.

Когда Рамита проснулась вновь, солнце уже стояло высоко; Гурия лежала рядом с ней, дожидаясь, когда она откроет глаза.

– Саль’Ахм, – прошептала она.

– Саль’Ахм, – ответила Рамита, чувствуя комок в горле.

День моей свадьбы. Ее подташнивало, и она знала, что не сможет поесть до свадебного пира. В следующий раз я почувствую вкус пищи, уже когда буду замужем за этим иссохшим стариком с мертвыми глазами.

– Пойдем смотреть подарки, – предложила Гурия. – И выбирать себе наряды.

Как бы ни сочувствовала Гурия Рамите, ей не терпелось отправиться на север и увидеть мир.

Она и пальцем не пошевелила бы, чтобы помешать этой свадьбе, даже если бы могла.

Взявшись за руки, девушки спустились вниз. Работа на кухне шла уже полным ходом. Улыбавшиеся щербатыми улыбками тетушки жарили пирожки и печенье целыми кучами. Горшки с постоянно помешиваемым далом наполняли воздух ароматом красного перца и чеснока. Отдыхавшие в перерыве между работой Джай и его друзья играли во дворе в карты. Рядом с ними музыканты настраивали свои инструменты. В центре всего этого находился Испал, раздавая приказы и расплачиваясь с помощниками. Однако в действительности всем командовала мать Рамиты, «подсказывая» мужу всякий раз, когда требовалось что-то конкретное. Люди пели и сплетничали. Шум их голосов был настолько громким, что Рамита терялась в догадках, как ей удалось проспать так долго.

Увидев девушку, родители подошли и обняли ее.

– Каждый день – дар, – прошептал Испал, – но этот ты запомнишь лучше, чем большинство других. Храни его в памяти, моя дорогая дочь.

Как могу я? Однако Рамита изобразила почтительность, и они все пошли наверх, в комнату близнецов, маленькую, затхлую каморку без окон, где лежали горы овощей и кучи свертков от свадебных подарков, уже развернутых родителями. Испал зажег свечу и поднял одеяло, накрывавшее еще одну кучу на кровати. У Рамиты перехватило дыхание, и Гурия восторженно захлопала в ладоши. Свет свечи отражался от золотой парчи, сверкавших драгоценностей, серебряных кубков и медных статуэток.

– Подарки, – произнес Испал хрипло. – От Антонина Мейроса его будущей жене. – Он обнял дочь. – Ты будешь самой прекрасной невестой в Баранази.

Рамита стояла, открыв рот. От вида богатств, о которых она не смела и мечтать, девушка утратила дар речи.

– Викашу Нурадину дали деньги, – прошептал Испал. – Он и его жена прошлись по лучшим магазинам, по тем, что посещают принцы. Его сопровождал быкоподобный ферангский капитан. Викаш сказал, что его жена едва не упала в обморок от удовольствия. Выбирай себе украшения; и ты, Гурия, ведь ты тоже моя дочь. Но помни, Рамита, что ты наденешь свадебное сари своей матери. Эти – для других случаев. Возможно, ты будешь ходить в них в гости к гебусалимским принцам.

Какую-то секунду ее отец казался почти счастливым. Затем он развернулся и вышел из комнаты.

Танува взяла в руки один подарок, другой. Ее взгляд был пустым, она в слезах выбежала из комнаты. Рамита хотела было проследовать за матерью, но Гурия поймала ее за рукав.

– Ей нужно побыть одной, сестра. – Девушка-кешийка взяла ожерелье, жадно его поглаживая, а затем вручила украшение Рамите. – Прикинь-ка вот это.

Они еще долго примеряли драгоценности. Рамита была слишком ошеломлена, чтобы понять, что все это – ее, однако радовалась почти экстатическому восторгу Гурии при виде всей этой роскоши. Девушка-кешийка попала в свою стихию, и ее безграничный энтузиазм оказался заразным. Они перебирали серьги, кольца для носа, украшения для губ, браслеты для рук и ног, ожерелья… Они рылись в драгоценностях до тех пор, пока рубины, бриллианты и даже жемчуг не стали им казаться чем-то столь же обычным, как нут и чечевица на кухне. Они нежно прикасались к шелковым сари, сальварам и дупаттам, поглаживали тяжелую парчу, поражаясь причудливым узорам и ярким цветам. Рамита отдала Гурии те вещи, которые той больше всего понравились, от души порадовавшись неописуемому восторгу ошеломленной сестры.

– Ну, разве это того не стоило? – потребовала ответа Гурия. – Он всего лишь старик. Он скоро умрет, а мы будем свободными и богатыми.

Теперь, когда Рамита согласилась взять ее с собой на север, она все время говорила «мы». И Рамита была ей за это благодарна, ведь сама бы она не справилась.

День уже начинал клониться к вечеру, когда прибыли рондийские солдаты, вторгшись во все это пестрое безумие подобно насекомым. Капитан Кляйн вошел в ворота, и его челюсть отвисла при виде ярких лент и цветисто одетых женщин с гхатов. Затем на его грубом лице появилось подобие улыбки, хотя он все еще нервничал из-за царившего вокруг столпотворения. Все взгляды устремились на него, диковинное создание, явившееся прямиком из сказки; он явно напомнил гостям яростного рондийского гиганта.

О Казиме Рамита за весь день подумала всего один раз, когда в переулке началась суматоха и ей показалось, что она слышит, как он зовет ее. Однако ничего не произошло. Вид стражников Мейроса заставлял всех держаться на расстоянии, включая даже любопытную шпану, посланную Чандра-Бхаем, местным преступным заправилой. Испалу придется самому нанять стражников, чтобы их не ограбили, – раньше у них еще никогда не было ничего такого, что стоило бы красть. Впервые за все время Рамите пришло в голову, что у этого новообретенного богатства может быть и обратная сторона. Как принцы примут торговца-нувориша? От мыслей обо всех новых сложностях Рамита начала кусать губы.

Однако в царившей вокруг суете никто не заметил, что она притихла. Мужчины и женщины постарше кружились в медленном танце. Запах готовящейся еды привлекал всех, кого только можно. Оборванные, тощие как жерди дети просили у ворот милостыню. Но стоило Рамите появиться, как все взгляды устремлялись на нее. Наконец ей стало настолько некомфортно, что она ушла обратно в дом и начала медленно, с неохотой готовиться к тому, что ждало ее вечером. Время словно замерло, но на самом деле все же бешено неслось вперед.

Взяв ведро горячей воды, они с Гурией помылись в крошечной уборной. Когда девушки обсохли, в их импровизированную гардеробную ввалилась целая толпа женщин. Новые сари младших восхитили старших. А увидев драгоценности, они просто онемели. Рамита наблюдала, как меняются выражения их лиц. Многие начинали понимать: каким бы таинственным ни был сей лишенный всякой логики брак, весомую роль при этом сыграла материальная слагаемая. На некоторых лицах читалась зависть – их владелицы поглядывали на Рамиту, словно задаваясь вопросом: «Почему она? Почему не моя дочь?» Другие откровенно подлизывались к Тануве, восторгаясь тем, какая она замечательная мать, и напоминая ей о том, как щедры были к ней в прошлом. Уловив смену их настроений, Танува выпроводила всех этих женщин, объявив, что девушкам нужно готовиться. Остаться было позволено лишь Пашинте. Со спокойным выражением на строгом лице она помогла им убраться. А вот Танува, когда они позвали Джая присмотреть за подарками, казалось, была готова вот-вот расплакаться.