— Нет-нет, — заторопилась она. — Мне тоже по делам. Надо купальник купить и еще… Ты — на работу, я — в магазин. Только дождись. Я мигом.

Таня поспешила в дом и минут через пять, перекинув через плечо сумочку, уже садилась в машину.

— Значит, по городу соскучилась, — усмехнулся Максим, выезжая из ворот.

— Немножко, — ответила она, отводя глаза.

— Хорошо. Значит, за покупками?

— Да, — кивнула она, по-прежнему косясь вбок. — Включи музыку.

Максим нажал на кнопку. «Самый, самый человек дорогой», — зашептала безголосая певичка.

— Оставить? — оглянулся через плечо Максим.

— Пусть. Мне все равно, — махнула она рукой.

Таня прошла мимо дремавшей консьержки и поднялась по ступенькам на четвертый этаж. Открыв дверь, она поставила пакеты с покупками у порога и вошла в нагретую солнцем комнату. Диван, телевизор, пуф. На стеклянном столике — тонкая пленка пыли, пепельница в виде ладони как будто просит подаяния.

Таня нашла в ванной мягкую тряпку, вытерла пыль со стола, подошла к подоконнику. Под окном раскинулась забытая рощица из десятка американских кленов и лип. Тяжелая листва деревьев трепетала, словно стараясь защититься от назойливых приставаний ветра. Птицы то взлетали, то снова садились на ветви. Люди сновали туда-сюда. Сверху они казались до смешного уродливыми, похожими друг на друга. Иногда в поле зрения попадало яркое пятно. Вероятно, это совсем юная девушка в легком, летнем платье спешила по своим делам. Таня приоткрыла створку окна. Сухой ветер, наполненный запахом пыли, ворвался в комнату. «А за городом воздух пахнет влажной землей и цветами», — подумалось ей.

Прозвенел дверной звонок. Вздрогнув от неожиданности, Таня поспешила закрыть окно, щелкнула шпингалетом. «Максим пришел», — решила она и вприпрыжку побежала в прихожую, открыла дверь. Улыбка тут же сползла с ее лица.

— Ты?… — выдохнула она.

Колька шагнул ей навстречу, ногой прикрыл за собой дверь. На нем была все та же рубашка. От него разило потом и каким-то затхлым, несвежим запахом, как от прелого веника, забытого в старой бане.

— Не ждала? — скривив губы, спросил он. Его глаза были холодны, как талый снег.

— Н-нет, — с секундной задержкой ответила она. Но тут же, подавив неосознанный страх, вскинула голову. — Что тебе надо?

Колька продолжал изображать улыбку.

— Чаем напоишь?

Таня поджала губы, взглянула в его лицо, пытаясь определить выражение его глаз.

— Ну стакан воды-то хоть подашь? — добавил Колька, по-прежнему холодно глядя в ее растерянные глаза.

— Проходи, — неохотно ответила Таня и пошла на кухню.

Гость, не снимая обуви, пошел за ней следом.

— Значит, прижилась, — сказал он, усевшись на стул и оглядываясь по сторонам.

Таня нажала на кнопку электрического чайника.

— Тебе чай, кофе?

— Потанцуем…

Таня нахмурила лоб.

— Что? При чем тут?..

— Да так говорят: «Чай? Кофе? Потанцуем?» Я бы кофе с коньяком выпил. И поесть.

— Ты говорил: «Стакан воды», — напомнила Таня.

Колька резко встал и вплотную подошел к ней. Запах стал просто невыносимым.

— А ты — стервоза, — прошипел он.

Как никогда отчетливо она увидела его лицо — складки от носа к углам рта, тонкие губы, впалые щеки, узкий разрез глаз с частыми, прямыми ресницами. Его глаза смотрели зло, на щеках появились багровые пятна. Вытянув вперед руки, Таня брезгливо оттолкнула его:

— Что тебе надо от меня?

Колька сощурил свои и без того узкие глаза.

— Все, — коротко бросил он. — Для начала дай поесть. Жрать хочу до чертиков. На казенных харчах не разжиреешь.

Таня отвела взгляд, стараясь скрыть страх.

— У меня ничего нет… Мы на даче были… Может, яичницу?

Она кинулась к холодильнику, но тут же остановилась.

«Почему я должна его бояться? — подумала она. — Его выпустили, значит, он не виноват». Опершись спиной в прохладную дверцу, она сказала:

— Мне нечем тебя кормить. И вообще… Уходи. Я жалею о нашем знакомстве.

— Ах, она жалеет… — осклабился Колька. — А уж я-то как!

Он оглянулся. На столешнице, рядом с раковиной, из высокой подставки торчали стальные рукоятки. Обхватив одну, он вытянул нож с длинным, широким лезвием.

— Крутой у тебя, Багира, зуб.

— Нашелся Маугли, — съязвила Таня, но голос ее предательски дрогнул.

Колька потрогал ногтем лезвие.

— Ух ты! Ничего себе! Враз голову куренку можно отчекрыжить.

— Положи, — сказала Таня и, оторвавшись от дверцы холодильника, сделала несколько острожных шагов в сторону выхода.

Колька резко поднял руку:

— Куда торопишься? Яичницу вроде обещала.

Таня некоторое время молча смотрела на него, снова подошла к холодильнику, достала из ячеек два яйца.

— Садись, я мигом, — стараясь казаться спокойной, сказала она.

Колька вернул нож на место, сел за стол. Таня положила яйца на столешницу и быстро выхватила нож.

— Значит, кормежка отменяется, — с видимым спокойствием сказал Колька, положив руки перед собой. — А ножичек-то тебе зачем?

Он растопырил пальцы, будто хотел проверить, не дрожат ли руки. Руки не дрожали.

— «Буду резать, буду бить, все равно тебе водить», — паузами разделяя слова, произнес он. Вдруг он вскочил, и Таня от неожиданности вздрогнула. Нож выскользнул из ее рук и со стуком упал на пол. Колька, даже не наклонив головы, отшвырнул ногой в угол.

— Голодный я злой, — сказал он и одной рукой схватил Таню за горло.

— Больно, — вскрикнула она.

— Конечно. Еще больнее, если ножичком…

Палец его скользнул по ее уху.

— Нежная какая…

Он наклонился над ней, и его губы коснулись ее шеи.

— Жалко даже такую свеженькую…

Продолжая одной рукой держать ее за горло, другой рукой он дотянулся до подставки и вытянул нож с тонким, зазубренным лезвием.

— Какое разнообразие, — сказал он, отпуская ее горло. Таня пошатнувшись, оперлась рукой о столешницу.

— Что тебе от меня надо? — всхлипнула она. — Что я тебе сделала?

— Ничего… — Он откинул голову назад и с ненавистью посмотрел на нее. — Предала немножечко… — брезгливо сказал он и усмехнулся. — Я теперича одним ребятишкам десятку должен. Деловые меня за Пугача на счетчик посадили. Пугача-то того… — Он сделал неопределенный жест, махнув над своей головой, закатив глаза, наклонил голову, вывалил язык.