На прошлой неделе, увидев, что Анька приедет в Харьков с какой-то лекцией о социалистическом реализме и наглядной агитацией, Дейч просто позаботился, чтобы делегацию отправили питаться в лучшую столовую. Ему было интересно посмотреть.

Но Макс всемогущий еще не знал, что Анна Беззуб, несмотря на ее почти искреннее удивление при их встрече, всеми правдами и неправдами готовила эту командировку, чтобы получить шанс увидеть его. Зачем?

Слишком уж пугающе беззаботным и стремительным был ее роман с Борькой. Подозрительно ласковым и легким. Это было больше чем просто секс. И Анька, настоящая беззубовская порода, пыталась «измерить гармонию алгеброй» и понять, что так влечет ее к Борьке – голод по теплу, месть Максу, обычные потребности тела или все-таки та самая, обещанная Фирой любовь? А для этого в ее понимании был только один способ: увидеть Макса. Прикоснуться к нему. Снова вдохнуть его запах и понять – она наконец свободна или по-прежнему принадлежит ему? Или владеет им? За столько лет разрыва это встреча была не любовной лихорадкой, а скорее азартом первооткрывателя.

Они оба вышли на охоту. Макс увидел и понял, как изменилась та золотая девочка. Ушла последняя детская припухлость губ, ее светлые кудри были по-мальчишечьи коротко обстрижены и прибиты уродским гребнем на затылке. Вместо плавных движений – армейская жесткость.

– На походку не смотрите! Это после аварии. Говорили, что не встану – встала. Правда, в балет уже не примут, – Анька изменилась. Покрылась броней. Это хорошо. Правильно.

Макс вежливо растянул губы:

– Вам к лицу такой образ. Достойно.

– Была рада повидаться. Я пойду к своим за стол, – она кивнула и отвернулась, а Макс невольно повел носом – несмотря на аварию, звериные всполохи в глазах и жесткость, пахла она все так же головокружительно – спелыми абрикосами и солнцем.

– Знаете, Макс Абелевич… – вдруг обернулась Аня… – У меня есть пара интересных идей для вашего предприятия. Я понимаю, что в рекламе вы не нуждаетесь, но есть политическое воспитание сотрудников… У нас очень плотный график встреч. Но вы загляните ко мне вечером – я расскажу…

– Но…

– Только не говорите, что не знаете, где мы остановились, – засмеялась.

Макс придет. Они оба, не говоря ни слова, не включая свет, разденут друг друга в темной комнате и так же беззвучно перейдут на пол, чтобы не скрипеть кроватью.

На следующий день он снова придет. И включит свет:

– Дай насмотреться…

Голая Анька встанет, подбоченясь, и медленно обернется: – Ну смотри. Достаточно особых примет?

Дейч внезапно встанет на колени, прижмется головой к ее животу и очень бережно, едва касаясь, поцелует уродливые рубцы швов на бедре.

– Девочка моя… бедная моя девочка…

– Уже не больно, – горько ухмыльнется Анька и почти беззвучно прошепчет: – И ты тоже больше не болишь.

Утром она уедет. Максу позвонят и срочно вызовут в Москву. «Прокололся», – подумает он. Но романтические увлечения председателя правления «Харьковуголь» не интересовали Кремль. Дейчу вспомнили старые заслуги. В восемнадцатом году после разоблачений вражеских организаций и массовых расстрелов в Саратове его заметили и перевели в Москву членом Коллегии Секретного отдела ВЧК, начальником железнодорожной милиции. В его задачи входила борьба с «мешочниками» – крестьянами, пытавшимися привозить свои продукты на продажу в города. Макс Дейч лично устраивал массовые облавы. И подготовил летучие отряды, которые на станциях изымали продукты у горе-продавцов. «Преступников» обрабатывали так, что те были рады отдать последнее, лишь бы уйти живыми. Недовольных и выступающих расстреливали на месте как «злостных спекулянтов». Успехи были феноменальными. Равно как и заработки Дейча, его сотрудников и старших товарищей. Потому что настоящие воротилы и спекулянты просто платили ему или его заместителям солидные суммы. Разумеется, в золоте и драгоценностях. За что получали не только неприкосновенность, но и организованную охрану их грузов.

И вот после десяти лет опалы и ссылки по предприятиям Дейча вернули в родную стихию. Член бюро комиссии советского контроля (КСК) – отличная должность с минимумом обязанностей и практически безграничными полномочиями. Новый орган государственного контроля, созданный в 1934-м вместо Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции для систематической проверки исполнения постановлений правительства и укрепления государственной дисциплины во всех звеньях советского и хозяйственного аппарата. Проще говоря – «смотрящие по стране».

Во время прогулки по парку ему намекнули, что схема его работы как с мешочниками приветствуется, но больше десятины себе оставлять не положено.

Дейч закончил разговор и оскалился: Анька, его золотая Анька снова принесла ему удачу.

Ну а ей он преподнес совершенно другой подарок.

– Господи, что это, Ксеня!! Ты рехнулась?!

Ксения Ивановна Беззуб с черными и масляными, как августовское море, глазами, холодной волной на смоляных кудрях и выдающимся носом стояла посреди пляжа «Отрада». Даже чайки поперхнулись от такого зрелища, не говоря уже о приличных замужних женщинах и их ручных мужьях.

Это был верх неприличия да и низ тоже. Купальник… Черный глухой цельный купальник, который раньше заканчивался, как и положено, почти на середине бедра, был разрублен на две части. И мало того, что был виден живот, так еще и трусы были подкатаны и подшиты практически под самую попу. В общем – настоящий скандал и практически нудизм в публичном месте и в социалистическом обществе.

Женя снизу вверх осмотрела сестру, тихонько погладила по руке маму Фиру, медленно достала папиросу и затянулась.

– Эффектно… – произнесла. – Не припекает?

– Наоборот, освежает.

– А по-моему, тебя сейчас испепелят… Или сожрут взглядом… Тебе что больше нравится?

Ксеня хмыкнула и эффектно заложила руки за голову:

– Ой, мне все очень нравится!

– Ты, шикса, где так купальник спаскудила? – зашипела, не выдержав, Женя. – Сама же ж не могла, у тебя руки не оттуда растут!

– Послушай, Женечка, – кинулась в бой Ксеня, – я понимаю, что тебе с твоими костями гордиться нечем, а мне что скрывать? Молодость? Красоту? Пусть хоть посмотрят, как должно быть. И вообще – два года назад я в одних трусах ходила и никого не смущала, потому что еще школьница. Хоть и со вторым размером.

– Каким вторым? – обалдела Женька. – Ты посмотри на себя сейчас – отъелась в своем кабаке, вон, задница больше моей в два раза!

– Ну так кто сказал, что это плохо? Ты посмотри, какая талия! – Ксения по-цыгански тряхнула бедрами и вызвала приступ кашля на соседней подстилке – какой-то засмотревшийся страдалец подавился пивом.

Ксеня жила абсолютно счастливым человеком. Она была настолько уверена в своей неотразимости, что ни массивный еврейский нос, ни крупные уши, ни пышные не по годам бедра ее не волновали… Она просто по-царски несла свои кустодиевские формы, так что никто из мужчин даже не думал усомниться в такой красоте.