К вечеру погонщик смог немного рассказать о том, как дойти до Тегазы. Он пояснял, морщась от боли в голове:

– На хорошем верблюде-мехари можно добежать в три дня, но нам на это потребуется не менее пяти, а то и больше.

– Пять дней, – промолвил Пьер в задумчивости. – Это большой срок для пустыни. Сможем ли мы пройти его, да еще с раненым? Об этом надо серьезно подумать.

После некоторого молчания он спросил:

– А колодцы на этом пути есть?

– Колодцы есть, но вот есть ли в них вода? Ее может и не быть. Лишь в самом большом, Аль-Хасси, обязательно будет. Но до него нам не менее двух дней пути, руми. Выдержим ли?

– Ты тоже сомневаешься? Это уже плохо. А куда надо идти после того колодца?

– От него поворачиваем точно на запад, и через три дня мы в Тегазе.

– Что это за Тегаза? Город, селение?

– Для пустыни это городок, но в общем там живет не более пары тысяч жителей. Большой караван-сарай, который здесь называют ребат. Много воды, а еще больше соли. Там ее добывают и отправляют на юг, к черным.

– У нас только один осел, – в задумчивости проговорил Пьер. – Раненый поедет на нем, а нам придется все время идти пешком. Надо рассчитать путь от колодца к колодцу.

– Но не во всех же будет вода, Пьер, – запротестовал Арман. – И это надо учитывать. Сможем ли мы забрать с собой такое количество воды? Уж слишком большой риск.

– Оставаться здесь – тоже не меньший риск, Арман. Сколько времени может пройти, пока сюда явится следующий караван? Один Аллах ведает о том.

– Если отправляться завтра, то можно рассчитывать на успех, – сказал араб, а сам с напряжением смотрел на внезапно заговоривших руми и думал свою невеселую думу.

– Ты, саадит, не сомневайся, – сказал ему Пьер, заметив его страх и неуверенность. – Тебя мы здесь не оставим. Без тебя нам не выбраться из этой пустыни. Так что не волнуйся. Пойдем вместе.

– Тогда обязательно надо идти завтра с утра, и да поможет нам Аллах!

– Ну что, Арман? Договорились? Пока еда есть, надо торопиться, иначе тут с голоду помрем. А воды возьмем сколько сможем унести.

– Делать нечего, Пьер. Видимо, другого решения нет. Пойдем.

– Тогда с утра напьемся до отвала и в путь. Мясо пока есть, но оно в пути протухнет, так что есть будем только его, пока не закончим.

Арман понял, что Пьер имел в виду мясо шакала, и его передернуло. Однако другого не было – приходилось мириться.

Товарищ по несчастью, раненый погонщик Мирсат, едва мог сидеть на спине отдохнувшего осла, и его приходилось часто поддерживать. Голова его постоянно кружилась, тошнота подступала к горлу, а глаза от боли невозможно было открыть.

Потому маленькая процессия двигалась очень медленно, часто останавливалась, давая возможность Мирсату передохнуть.

День уже клонился к закату, когда Арман пробурчал недовольно:

– Пьер, так мы можем и не добраться до колодца.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Да вот… – Арман неопределенно пожал плечами и глазами указал на осла, подразумевая, конечно, Мирсата.

– Об этом и не думай, – решительно ответил Пьер, поняв намек друга. – Без него нам и вовсе не выбраться. Ты это учитывай, друг.

– Но и с ним мы далеко не уйдем. Сегодня мы совсем мало прошли.

– Да, это так, Арман. Но ничего другого нам не остается, как держаться вместе и не помышлять ничего дурного. Сейчас он наш товарищ по несчастью, а товарищей не бросают на дорогах. И больше не говори мне такое! Лучше постарайся пить поменьше. Ты слишком много воды поглощаешь, а это уже опасно для всех нас.

– Что же ты хочешь? Я постоянно умираю от жажды!

– Все мы в таком положении, и все умираем, но надо терпеть. Мы в пустыне, где вода на вес золота и даже дороже. Терпи и соси финиковую косточку. Говорят, что это помогает.

Арман обиженно замолчал, но до конца дня больше ни разу так и не приложился к меху с водой.

На ночь путники остановились у невысокой скальной гряды и выбрали тихое место между нагромождением камней, привалив проход более мелкими обломками.

– Арман, брось ослу пучок травы, что захватили с собой, а я займусь ужином. Потом насобирай сухой травы на костер.

– Угу, – недовольно отозвался Арман и нехотя поплелся выполнять приказ.

Пьер дал ослу несколько глотков воды, потом напоил Мирсата и лишь потом попил малость сам. Он поболтал бурдюком и тревожно скривился.

– Мирсат, – обратился Пьер к арабу, – как ты думаешь, мы не слишком медленно двигались?

– Медленно, – ответил тот, с трудом ворочая языком. – Если и завтра мы так же будем двигаться, то можем и не дотянуть до колодца.

– А мы верно идем? Не сбились с пути?

– Не беспокойся, руми, верно. Я тут уже раз ходил.

– Как же можно за один раз запомнить путь в этом нагромождении камней, осыпей и песков?

– Ты городской житель, руми, а я родился в пустыне и много времени провел с бедуинами, шастая по здешним местам. Я многое запоминаю, но бедуины и особенно туареги знают местность намного лучше.

– Как ты себя чувствуешь, Мирсат? Тебе не легче?

– Плохо, но рассчитываю выжить. Вчера было так же, но сегодня мы проделали тяжелый путь, так что можно считать, что мне лучше. Завтра поглядим, как все будет. Если бы не боль в голове! И пить страшно охота! Да поможет мне Аллах, милостивый и милосердный!

Быстрые сумерки перешли в ночь, свет маленького костра едва выхватывал из мрака очертания камней и гальки, на которой расположились путники. Подстилками им служили лишь тонкие накидки.

Осел медленно бродил поблизости, выискивая чахлые стебли травы и кустарника. Он часто оборачивался к людям, словно прося дать воды, а его печальные глаза отражали свет костра, поблескивая в темноте.

Отдаленный лай шакалов и треск цикад не нарушали общей тишины пустыни. Жара сменилась прохладой, и к утру путники дрожали от холода, тщетно кутаясь в обрывки накидок.

Друзей разбудил голос Мирсата:

– Эй, руми, вставайте! Уже утро скоро. Пора в путь.

Было еще темно, но на востоке уже угадывалась утренняя заря. Окоченевшие члены с трудом начинали двигаться, но надо было торопиться. Пьер засуетился, поспешил приготовиться к дороге.

И солнце еще не вышло из-за бугристого горизонта, а путники уже тащились по каменистой тропе, которая угадывалась лишь одним Мирсатом.

С утра, по холодку идти было приятно, люди постепенно разогревались. Они пытались до наступления жары пройти как можно дальше.

– Мирсат, ты хоть малое улучшение чувствуешь? – все спрашивал араба Пьер, тревожно поглядывая на него.