Имея статус вора в законе, не позволяющего ему по принятым в уголовном мире правилам трудиться, Иваньков, тем не менее, обращается к администрации с заявлением: «Прошу предоставить мне физическую работу во вверенном Вам учреждении, так как у меня нет денег на лицевом счете и по состоянию здоровья работа мне необходима».

Положение Япончика кажется особенно печальным, поскольку, как выяснили командированные для проверки в Республику Коми сотрудники Петровки, 38, его подельник, вор Асаф, жил на зоне припеваючи. За время нахождения в НТК Коми Асаф не работал ни единого дня, зато по нарядам перевыполнял нормы и получал деньги. Ни разу он не был и в общей столовой колонии. В его распоряжении всегда имелась черная и красная икра, осетрина, шоколад, французский коньяк и американские сигареты. Асаф неоднократно получал разрешения на длительные свидания с женой. В сравнении со своим дружком Япончик выглядит несгибаемым бойцом, предпочитающим умереть, но не склонить голову перед ментами. О нем говорят как о подвижнике воровской идеи, систематически вступающем в конфликт с тюремным и лагерным начальством. Правда ли это?

В 1988 году в Москве за грабеж был задержан некий Варламов, долгое время сидевший в тюрьме города Тулуна под Иркутском вместе с Иваньковым. Его рассказ соседям по камере о житье-бытье «правильного вора» выглядит иначе. С Япончиком Варламов прожил два с лишним года. С его слов Иваньков «в тюрьме взял верх», координировал любые действия осужденных, был полным хозяином. Япончик мог зайти в любую камеру днем или ночью, так как с начальником тюрьмы был на короткой ноге. В камере они ни в чем не нуждались, из продуктов ели то, что на свободе простой смертный даже не видел. Отмечая какое-либо событие, пили только коньяк. Когда Варламов освобождался, всю ночь не спали, отмечали проводы. Япончик дал ему инструкции, одел с барского плеча в спортивный костюм и лайковую куртку. По словам Варламова, на праздники Иваньков получал поздравления и посылки от известных певцов и поэтов, которых знала вся страна.

Между тем многочисленные друзья Япончика, используя все возможные средства и связи, активно эксплуатируют версию об угасании в советских казематах несправедливо осужденного законопослушного гражданина Иванькова. Его жена направляет соответствующие прошения депутатам, правительственным чиновникам, судебным органам. Настойчивость родных и знакомых возымела действие. 11 и 13 сентября 1990 года в Президиум Верховного Совета РФ и Председателю Верховного Совета РСФСР Б. Ельцину отправляются два депутатских запроса.

13 сентября оба запроса были переданы в отдел помилований Верховного Совета РФ. А 5 октября в тулунскую СТ-2 УВД Иркутской области был отправлен запрос секретариата ВС РСФСР за № 3/676 с просьбой выслать характеристику и прочие документы для рассмотрения вопроса об изменении срока наказания осужденного Иванькова. Даже учитывая, что администрация тюрьмы прислала сфальсифицированные документы, где Япончик представлялся вставшим на путь исправления, осознавшим и раскаявшимся, вряд ли можно было рассчитывать на чудо. Досрочное освобождение Япончику не светило. Кривая преступности с 1990 года резко шла вверх, а в феврале 1991 года, вопреки эйфории, вызванной перестройкой и горбачевскими реформами, выходит в свет Указ «О мерах по усилению борьбы с наиболее опасными преступлениями и их организованными формами». Серьезность проблемы возрождения массового бандитизма в стране становится настолько очевидной, что в МВД СССР создается специальный главк по организованной преступности и наркобизнесу. Тем не менее сенсация состоялась. Рассмотрев очередное прошение о снижении срока Иванькову, заместитель председателя Верховного Суда РФ А. Меркушев ходатайствует о смягчении приговора. И в конце 1991 года пятидесятилетний вор в законе на пять лет раньше срока возвращается в Москву.

Пока в коридорах Петровки обсуждались последствия возвращения Япончика в столицу, пока газеты наперебой возмущались коррупционерами, позволившими крупнейшему мафиози выйти на свободу, уголовный мир чествовал своего «рыцаря». Иваньков быстро освоился в новых перестроечных условиях и предстал прежним лидером. К нему на поклон поспешили «сливки» криминалитета: воры Дато Ташкентский, Паша Цируль, Гиви Резаный, Гога Ереванский, Малина, авторитеты нового призыва Роспись, Сильвестр, Марик и, конечно, друзья, столько сделавшие для него в период заточения, братья Отари и Амиран Квантришвили, Слива, Балда. Все ждали развития событий, помня нелюбовь Япончика к «лаврушникам», чеченцам и его обещания очистить столицу от черных. Но войны мафий не последовало. А дальнейшее превзошло самые смелые предположения.

Элита воровского мира — Япончик, Дато Ташкентский и Балда

Оперативное сообщение: «Отарик Квантришвили готовит для Япончика служебные паспорта, чтобы тот месте с женой смог поехать на отдых ФРГ. Там Иваньков должен объехать русских эмигрантов и бизнесменов, чтобы они платили дань не чеченцам, а ему. При выходе из тюрьмы Япончику дали несколько миллионов, чтобы он встал на ноги. С помощью своих подельников Амирана Квантришвили, Быкова и Максимова он быстро вникает в расстановку сил в столице, выступает судьей в спорах. В декабре 1991 года он ездил с Амираном Квантришвили на разборку к солнцевским…»

Хотя после освобождения Иваньков должен был находиться под административным надзором и регулярно общаться с участковым, он даже близко не подходил к «родному» 117-му отделению милиции. Более того, Япончик неожиданно для всех пересекает границу и выезжает в ФРГ, а позже обосновывается в Нью-Йорке…

После ареста вора агентами ФБР все без исключения газеты вспоминали об отъезде Япончика за рубеж с прямо-таки мистическим страхом перед могуществом мафии. Однако такой поворот в судьбе Иванькова кажется вполне объяснимым, а разговоры о неведении компетентных органов, их растерянности в связи с английским прощанием русского вора со своей исторической родиной и вовсе не убедительны. Милиция, не говоря уже о КГБ, была прекрасно осведомлена не только о месте пребывания Япончика в Москве, но и о его планах. Было известно, что Квантришвили готовит для Иванькова и его жены заграничные паспорта, причем тайные переговоры между заинтересованными лицами, где назывались конкретные имена и цифры, фиксировались и оформлялись соответствующим образом. Уход Япончика с российской сцены был запрограммирован, причем именно его уход, а не кого-либо другого.

Вспомним время, когда происходили события. 1992 год, легальный бизнес прочно переплелся с криминальным. Вчерашние теневики, молодые миллионеры, тех, кого называют «новые русские», банкиры и вовремя сориентировавшиеся номенклатурные аппаратчики расширяли деловые контакты с зарубежьем, проводили грандиозные валютные операции. Эмиссары уголовного мира разъезжали по Европе и США, связывая российский бизнес с западными партнерами и бывшими выходцами из СССР. В этих условиях в интересах некоторых российских кругов было появление за границей людей, умеющих и знающих, как держать в руках ниточки многочисленных контактов.