Стоявший рядом Тахир молча извлек из кармана надушенный носовой платок и вытер им раскрасневшееся лицо патрона.

Терпеть, к сожалению, пришлось долго: Звездинский начал с самого тяжелого и ответственного — с церковных куполов: они, как известно, являются «фирменным» знаком отличия настоящего вора.

Затем перешел к бубновому королю.

— Может, не надо? — еще раз осторожно поинтересовался он, понимая, сколь нелепо будут смотреться на спине Мирзы изображения знака воров и знака пидаров.

— Надо, — всхлипнул Мирзоев.

— Точно?

— Но ведь это блатная наколка? Уважаемая? — осведомился Самид, постанывая.

— Еще какая!

— Давай…

— А ты не будешь кричать?

— Постараюсь…

— Молодец, пацан, быть тебе вором, — похвалил его пидар. — Ну, держись…

Татуирование продолжалось более трех часов — Император все-таки жалел клиента: то и дело давал ему передохнуть.

Наконец, когда все было закончено и свежетатуированный Самид, закурив, уселся в кресло (при этом он старался не прикасаться голой спиной к обивке, чтобы не вызвать болезненных ощущений), вконец обнаглевший пидар подошел к клиенту поближе.

— А я тебя еще кой-чему могу научить… — загадочно произнес он.

Мирза взглянул на него исподлобья.

— Чему?

— Хочешь — «пальцовке» научу?

— А что это?

— Ну, без «пальцовки», браток, никакой ты не вор… Надо учиться.

— А как это?

— Триста марок, — скромно заявил Император.

Обучение «пальцовке», в отличие от нанесения татуировки, не было связано с болезненными ощущениями, и потому Мирза согласился:

Достав из бумажника деньги, он протянул их «учителю».

— Ну, смотри!

Пидар, дико вытаращив глаза, раскинул татуированные пальцы веером и страшно, словно желая кого-то напугать, зашипел:

— Бля буду, в натуре, щас вальну… Понял?

Самид коротко кивнул.

— Ага.

— Повтори!

Не стоит и говорить, что у азербайджанца с первого раза ничего не получилось — Пантелей только головой покачал.

— Нет, не то… Смотри! Бля, козлина, щас вальну на хер в натуре… Ну?

Мирзоев послушно повторил — теперь Звездинский остался доволен.

— Ну, ничего… Ты с самого утра, как зубы почистишь, становись в ванной у зеркала и тренируйся…

— Хорошо, — азер сглотнул слюну. — Так и поступлю… А теперь, — он кивнул Тахиру, — закажи машину, мне надо в офис… А потом мы с тобой в автосалон поедем.

— А я?

— Что-то еще?

Состроив заговорщицкое лицо, Император произнес:

— Есть дело…

* * *

Да, Мирзоев изощрялся как только мог — неуемное честолюбие и жадность сжигали его, как в августе огонь сжигает сухую траву. И, конечно же, он ни сном, ни духом не ведал, какие тучи сгущаются над его головой, потому как в Берлин уже прибыл Сергей Никитин…

В берлинском аэропорту «Тигель» его встретил разбитной худощавый парень чуть старше двадцати лет, с копной огненно-рыжих волос и добродушной улыбкой на веснушчатом лице.

— Эрик, — представился он.

— Антон, — назвался Сергей, протягивая юноше свою широкую ладонь.

— Отец просил извиниться, что не смог встретить вас лично, — произнес рыжий парень, застенчиво улыбаясь.

— Ничего страшного, — ответил Сергей, следуя за парнем к автомобильной стоянке.

Удобно устроившись в кожаном кресле темно-синего «бимера», Никитин достал из кармана пачку «Мальборо», любезно предложил молодому человеку закурить. После того как долговязый паренек отказался, гость, зажав в зубах фильтр сигареты и щелкнув золоченой зажигалкой, глубоко затянулся.

Примерно через сорок минут они добрались до района «Хаубанхов», расположенного в восточной части Берлина, где еще год назад безраздельно правили коммунисты, и, пожалуй, тайная полиция «штази» — самое жуткое порождение режима Хоннекера.

Войдя в мало чем отличающуюся от своих советских аналогов пятиэтажку, приехавшие поднялись на третий этаж.

Им открыл мужчина, которому на вид было около пятидесяти лет, с такими же рыжими волосами, как и у Эрика, только слегка тронутыми сединой.

— Здравствуйте, вы Антон?

— Да, а вы, если не ошибаюсь, Герман?

Они прошли в скромно обставленную комнату, в которой не было ничего, кроме старой хельги, невысокого столика и двух кресел с продавленными подушками. Усаживаясь в одно из них, хозяин квартиры указал на второе гостю.

— Как поживает Коля? — прежде всего спросил Герман.

— Жив, здоров, просил передать огромный привет, — ответил Сергей. — Он рекомендовал мне вас как надежного человека.

— А как же иначе, — довольно улыбнулся хозяин квартиры, — мало того, что мы учились с вместе в школе, так еще пять лет провели в одном лагере.

Еще в дверях Никитин обратил внимание на татуированные перстни, покрывающие фаланги пальцев давнего друга Крытого.

— Как я понимаю, вас привели сюда дела, — сказал Герман, — поэтому не будем отвлекаться и перейдем к главному.

— Согласен, — ответил Сергей, — только прежде предлагаю перейти на «ты», — и, не дожидаясь согласия, продолжал:

— и ты, и я не понаслышке знаем, что такое БУР, — несомненно, Сергей имел в виду «барак усиленного режима», — что такое злобный вертухай, поэтому не будем церемониться.

— Честно говоря, я уже отвык от таких слов, но, наверное, до самой смерти блатная музыка будет ласкать мне слух сильнее всяких других…

— Итак, вернемся к нашим баранам, — сказал Сергей, — мне нужна скоростная машина и ствол с глушителем, желательно не очень большого размера.

— «Вальтер» подойдет? — тут же предложил Герман. — А по поводу машины сейчас спрошу у сына, он лучше меня разбирается в этом, — и громко позвал сына с кухни, где уединился молодой паренек.

Как только открылась дверь и на пороге возникла долговязая фигура с веснушчатым лицом, Герман произнес:

— Что у нас имеется из скоростного, что можно было бы потом бросить?

— Есть пятилетний «порше», — ответил сын. — документы чистые, а заявят о нем не раньше, чем через месяц. Голландцы, у которых его украли, где-то в круизе и раньше июня не появятся.