– Было, – с нажимом сказал командир. – Было! А сейчас всё не так. Блэкред взрослый и очень влиятельный мальчик. Наверное, и в своём мире тоже, потому как он собрал целую армию. Армию из вашего мира. И ты думаешь, что сможешь до него добраться?

– Я один из немногих, кто это может, – уверенно заявил Блэк.

– Возможно… – протянул командир. – Вот только не мне решать, что с вами делать. Вы, видите ли, важные свидетели. Свидетели открытой агрессии со стороны армии Спящих. Судьбу вашу будет решать комендант.

3

В коридоре приёмной было сыро и душно. Вечно заходящее солнце от чего-то так сильно нагрело землю, что открытая настежь дверь ничем не помогала. На лавочках сидели молодые люди в потрёпанных вещах и с потрёпанными лицами. Преимущественно парни. Их всех, в том числе и Марка, остригли налысо. Двух девушек, забившихся в углу, эта участь миновала.

Судя по разговорам, что осуществлялись тихим шёпотом, все молодые люди были местные. Они говорили об урожае, о работе, о перспективе вступить в ряды серых. А некоторые не боясь злословили хозяев приёмной и заявляли свою готовность послать их всех к чертям.

Блэка Марк не видел со вчерашнего (дня? сна?). Тогда его под руки затащили в приёмную коменданта. Что они там обсуждали, Марк не слышал. И вообще ничего не слышал, кроме раскатистого смеха. (А ведь мог услышать выстрел или звуки ударов). Куда делся Блэк после, никто не знал.

– Эй, парень! Ты откуда? – поинтересовался юноша с чёрными бровями.

– Из деревни, – решил держаться прежней легенды Марк. Он всё боялся, что кто-то спросит о чём-то таком, что известно каждому местному жителю, но совсем неизвестно ему. Потому заранее решил выдавать глупые и неоднозначные ответы.

– Да ясное дело, что из деревни. Все мы тут из деревни. Портал и порты ещё не по зубам серым. Так из какой ты?

– Из равнины, – сказал Марк и широко развёл руки, намекая на большие размеры оной.

– А я из деревни Майк-таун. Это в лесу-у, – последнее слово юноша растянул и сопроводил тем же жестом, что и Марк. Тот покивал в знак понимания и отметил, как мигом утратил интерес к своей персоне.

Из кабинета коменданта вышел молодой человек, такой же обритый как все. Он прямо лучился счастьем (или это солнечный свет так отражался от его белоснежных зубов?).

– Да, берут! – Радостно пискнул молодой человек. Очередь зашелестела языками – одни в искренней радости за товарища, другие в желчной зависти, третьи в откровенном презрении. Последние часто употребляли словосочетания, в которых, помимо обсценной лексики, фигурировали синонимы понятия «оккупант».

– Следующий! – раздался протяжный, почти медвежий, рёв. Шёпот тут-же смолк, но никто не поспешил подняться с места.

– Давай, иди! Иди! – С лукавой улыбкой, сосед пытался вытолкнуть вперёд Марка. Тот, с каждой секундой всё убедительнее вживался в роль «деревенского дурачка», поднялся, и неуверенно поплёлся к открытой двери.

– Садись! – комендант жестом указал на стул, что боком стоял у письменного стола. Сам стол был завален кипой пожелтевших бумаг. Прямо перед комендантом, точно тарелка супа, расположилось пятно мерцающего света, что падало от электрической настольной лампы. Рядом с лампой, будто элегантное пресс-папье, располагался большой офисный степлер. Марк как зачарованный уставился на него, когда проделывал свой путь от двери до стула.

– Как тебя зовут? – продолжал басить комендант.

– Марк.

– Полное имя! – недовольно проревел комендант. Марк испуганно посмотрел на него, непонимающе похлопал глазами и, не в силах выдержать суровый взгляд, отвернулся к степлеру.

– Откуда?

– С деревни. На равнине.

– С какой деревни?!

Марк снова изобразил непонимание. И это привело к неожиданному результату. Морщинистое, будто прелая дыня, лицо коменданта разгладилось. Глаза, затуманенные беспричинной злобой, просветлели. Уголки губ широко разошлись, обнажив неполный ряд передних зубов.

– Умственно отсталый, что ли? – добродушно поинтересовался комендант. На что, ожидаемо, не получил ответа.

– И чем ты занимался? Там,в деревне на равнине?

– Торговал, – выдал Марк заранее обдуманный ответ.

– Вот как? И чем торговал?

– Всем. Всё, что делали в деревне, я грузил в телегу и нёс на поезд. Он останавливался за много-много шагов от дома. И я шёл туда. А там перекладывал с телеги в вагон. За это деду Макару давали… – Марк запнулся. Он понял, что может сломать всю легенду одним обычным словом – деньги. Он не видел, чтобы Блэкблю доставал из кармана какие-нибудь банкноты или монеты. Не слышал, чтобы тот говорил о чековой книжке. Словом, он совсем ничего не знал о местной торговле. Вполне могло быть, что она тут вообще осуществлялась без денег. Методом бартера или по принципу коммуны (сдал что сделал, получил что нужно).

– Что давали? – настороженно спросил комендант.

– Всё, – неопределённо махнул рукой Марк, объединив в голове два безденежных способа расчёта. Но такой ответ коменданта не устроил, пришлось уточнять.

– Семена, каких в деревне не было, спички, сахар. Бумагу иногда. Инструменты. Таблетки, иногда.

– Получается, не ты торговал, а дед Макар? – уточнил комендант.

– Ну да. Дед Макар и я. Я и дед Макар. Мы торговали. Много торговали. Много я носил. А приносил мало, но дед Макар говорил, что то мало – больше того, что много. Что мы их даже перехитрили. Он умный. Он хорошо понимает.

– Значит так и запишем – умственно отсталый, работал грузчиком, – пробубнил под нос комендант, положив перед собой разлинованную под бланк бумагу. – Дом свой, ты, разумеется, не знаешь?

– Знаю. Как не знать? Деревянный такой. В деревне самый маленький. Крыша из соломы.

– Запишем как Деревянный, – с добродушным смехом сказал комендант. – Теперь, если кто спросит твоё имя, говори: Марк Деревянный. Понял?

– Марк Деревянный, – тупо пробубнил Марк, который всю жизнь считал себя Вяткиным. Он по-прежнему переводил взгляд с коменданта на степлер, и со степлера на коменданта. Слишком часто, чтобы это осталось незамеченным.

– Ты боишься этой штуки? – установив зрительный контакт, поинтересовался хозяин степлера. Марк энергично покивал.

– Ты знаешь, что она делает?

– Знаю, – изобразил испуг Марк, и для пущей убедительности подпустил поближе слезу. – Она делает больно руке. Оставляет в ней железку. Холодную, но обжигающую.

– Тебе уже делали больно такой штукой?

– Да, солдаты, когда в деревню пришли. Они всем такой