она стала служить при Дворе в качестве фрейлины и оставалась в этой должности более двух десятков лет. Её воспоминания интересны не только тем, что Головина многое знала, многих видела и со многими заметными людьми общалась. Она входила в небольшой кружок доверенных Екатерины II, а её преклонение перед Императрицей носило форму какого-то религиозного культа. Она являлась фанатичной почитательницей Екатерины, которую воспринимала чуть ли не земным богом. В свою очередь и Екатерина доверяла клевретке кое-что из того, что лежало на сердце. Потому воспоминания Головиной если не прямое выражение взглядов Императрицы, то несомненное отражение их. К этим взглядам теперь и обратимся.

«Это была особа небольшого роста и совершенно некрасивая, – писала Головина о Нелидовой, – смуглый цвет лица, маленькие узкие глаза, рот до ушей, длинная талия и короткие кривые, как у таксы, ноги – вот это в общем составляло фигуру, мало привлекательную. Но она была очень умна, обладала талантами и, между прочим, хорошо играла на сцене. Великий князь Павел часто смеялся над нею, но, увидя её в роли Зины в «Сумасшествии от любви»[18], увлёкся ею».

Головина изложила подноготную отношений Павла и Нелидовой: основу её составляла «интрига». Якобы по наущению Николая Голицына, убеждавшего Павла, что Мария Федоровна хочет сделать его «орудием своих интересов», Цесаревич сблизился с Нелидовой, которая «стала предметом его особенного внимания». Далее произошло то, что и должно было произойти в соперничестве между женщинами за мужчину: между ними началась вражда. Цесаревна в отчаянии обратилась за помощью к Императрице, и та «помогла»: «госпожа Бенкендорф была отослана». Мемуаристке не казалось парадоксальным, что в итоге жалобы пострадало близкое к Марии Фёдоровне третье лицо, а отнюдь не Нелидова. Очевидно, Екатерина II совсем была не против стороннего увлечения Павла, но об этой «интриге» своего кумира строгая моралистка Головина умолчала.

Вслед за этим пассажем графиня скороговоркой запечатлела абрис дальнейших отношений между Павлом и Нелидовой, которые не отличались ровностью. В один момент между ними наступил разрыв, так как Павел «занялся другой фрейлиной», а Нелидова покинула Двор и поселилась в Смольном институте. «Ренессанс» отношений наступил после восшествия на Престол Павла Петровича; Нелидова опять появилась при Дворе и получила звание «фрейлины с портретом»[19], что являлось редчайшим отличием. К этому времени Марию Фёдоровну и Нелидову связывали дружеские отношения, так как Императрица Мария без помощи фрейлины часто не могла «влиять» на супруга. Такова общая картина, запечатлённая «альтер эго» Императрицы Екатерины.

В описании Головиной Нелидова – хитрая и злобная интриганка, озабоченная только тем, как сохранить своё влияние на Павла, а потому ненавидящая и презирающая всех прочих, особенно особ женского пола, кто мог вызвать хоть малейшую симпатию Цесаревича, а затем Императора Павла.

Общеизвестно, что любые мемуары всегда субъективны. Впечатления и представления последующего времени неизбежно влияют на описание предшествующего, неизбежно ретушируют его. Но многие мемуаристы все-таки стремятся придать правдоподобность ушедшему, демонстрируют нарочитую объективность. Графиня Головина была не из числа таковых. Она фиксировала свои реминисценции на закате жизни, когда главных действующих лиц уже не было в живых. Однако графиня, к тому времени став католичкой и порвав фактически все связи с Россией, не нашла в себе сил подняться над страстями и пристрастиями давно минувших лет. Она ни разу не упомянула о позиции Екатерины II по отношению к Павлу, не привела ни одного её высказывания по адресу сына, однако пересыпала свои воспоминания множеством эпизодов-анекдотов, рисующих Павла Петровича и всех близких к нему лиц в самом непривлекательном свете.

В потоке её тенденциозных измышлений порой встречаются и неожиданные откровения: «Великого князя Павла Петровича было легче обмануть, чем кого-нибудь другого. Его характер, всё более и более недоверчивый, оказался очень удобен для тех, кто хотел погубить его». И здесь графиня на первое место ставила… жену Марию Фёдоровну. Супругу Павла, обладавшую различными достоинствами и явными недостатками, можно обвинять в чём угодно, но только не в коварных намерениях. Она всегда, невзирая на все перепады супружеских отношений, любила Павла и оставалась верна его светлой памяти многие годы и после убийства.

Головина, отмечая недоверчивость Павла, не объяснила причину этого качества, а она – на поверхности. Всю свою жизнь, начиная с первых сознательных лет, он встречал и видел вокруг только принуждение, ложь и предательство, и главным лицом этого мира насилия и лицемерия, его инспиратором была мать – Императрица Екатерина II. И кто бы в таких условиях мог сохранить доверчивость и открытость? Никто.

Отношения с Екатериной Нелидовой у Павла Петровича никогда не носили плотского характера. Это была преданная и чистая дружба, дружба высокая, а со стороны Павла – рыцарская. Он так ей дорожил, что летом 1788 года, отправляясь на войну со Швецией, адресовал Нелидовой записку на клочке бумаги: «Знайте, что, умирая, я буду думать о Вас».

К чести Павла Петровича следует добавить, что при всем своем душевном увлечении Нелидовой он никогда не позволил себе как-то унижать или третировать супругу: его отношение всегда оставалось уважительным, и он высоко всегда оценивал женские добродетели Марии Фёдоровны. Но её мир тихого, «немецкого» благополучия, ее растворённость в повседневных вещах и заботах надолго не занимали Павла. Она была настолько покорна мужу, что даже беседы никакой не получалось; она не умела спорить, выдвигать и отстаивать собственные взгляды и идеи. Нелидова же могла; с ней было интересно.

В своих «Записках» командир эскадрона Конного полка Николай Александрович Саблуков (1776–1848)[20], проведший немало лет по долгу службы рядом с Павлом Петровичем, отметил одну важную черту личности Императора: «В характере Павла было истинное благородство и великодушие, и хотя он был ревнив к власти, но презирал те лица, которые слишком подчинялись его воле в ущерб истине и справедливости, а уважал тех, которые, для того чтобы защитить невинного, бесстрашно противились вспышкам его гнева». К числу таковых людей относилась и Екатерина Ивановна Нелидова.

В начале 1790 года, когда Павел Петрович вернулся из Финляндии, с полей военных баталий со Швецией, он тяжело простудился и его здоровье висело на воске. Он сам уже думал, что наступил его последний земной час, и в этот час он решил вступиться за честь Нелидовой, которую в высшем свете Петербурга третировали как его «любовницу». Павел обратился с мольбой к Императрице; это одно из самых проникновенных посланий Павла Петровича, свидетельствующее о высоте его душевных устремлений.

«Мне надлежит совершить пред Вами, Государыня, торжественный акт, как пред Царицею моею и матерью, акт, предписываемый моею совестью пред Богом и людьми; мне надлежит оправдать