«гранд-мамá» всех смолянок, была совсем плоха, и Екатерина Ивановна неотлучно при ней находилась. Бедная старушка тем летом умерла, и Екатерина Ивановна так переживала утрату, что и сама занемогла.

В Гатчине же её ждали, Мария Фёдоровна прислала приглашение в самых нежных тонах, на полях которого Павел I сделал приписку: «Если я утратил право уговаривать Вас, то я не мог найти лучшего ходатая, чем та, которая пишет к Вам. Наше пребывание здесь началось при столь счастливых предзнаменованиях, и их нарушает лишь Ваше отсутствие. Недостаёт лишь Вас для моего счастья в этом месте, где Господь Бог дозволил мне предначертать то, что теперь исполняю. Приезжайте, Вас ждут – не нарушайте предзнаменований. Я Вас жду».

Смиренный, незлобивый нрав Нелидовой заставлял её вступаться за людей, которые её терпеть не могли и всеми средствами старались расстроить дружеское единение между ней и Павлом Петровичем. Здесь особую роль играл пресловутый «Иван» – Кутайсов. Один раз Павел Петрович так прогневался на него, что выгнал из дворца и собирался изгнать его вообще из Петербурга. На счастье Кутайсова, рядом оказалась Нелидова, которая вмешалась, умирила гневное настроение Императора, и «Иван» был прощен. Потом он пришел к ней, валялся у неё в ногах, старался облобызать руки и ноги в знак своей благодарности, клялся в вечной преданности. Эта сцена, происходившая в присутствии Императрицы, произвела на двух женщин тяжелое впечатление.

На самом деле Кутайсов давно озадачивался необходимостью разрушить дружескую привязанность Павла Петровича к бывшей фрейлине. Конечно, хитрый, но не очень умный Кутайсов осуществить подобный замысел в одиночку никак не мог. Рядом с ним находилась небольшая, но влиятельная группа сановников и придворных, помогавших «брадобрею» советами и наставлениями. Но главным поводом для охлаждения Павла и Нелидовой стали не интриги сами по себе, а его сердечное, страстное увлечение юной красавицей Анной Петровной Лопухиной (в замужестве (1800) княгиня Гагарина, 1777–1805). Подробнее об этом речь пойдет дальше.

Пока же можно только подчеркнуть, что увлечение Императора привело к заметному охлаждению отношений между Павлом и Марией Фёдоровной и в этом противостоянии Екатерина Нелидова целиком приняла сторону Императрицы. В 1798 году более чем двадцатилетняя дружба закончилась. Павел Петрович погрузился в мир сладостных любовных грёз, а Нелидова осталась в своем Смольном убежище: занималась воспитанием смолянок, ухаживала за немощными, читала книги, играла на своей любимой арфе и подолгу ежедневно молилась.

Глава 10. Нравы во дворце

Одно важное и непременное, что заложил Платон в душу будущего Императора Павла: четкое и ясное понятие о нравственности, о том, что хорошо и что плохо. Этот кодекс был универсальным, так как базировался на вневременных постулатах Веры Христовой, на Завете Спасителя. Потому у Павла и сложилось резко негативное восприятие «матушки», всего уклада её Двора, всей дворцовой атмосферой разнузданного разврата. Он знал, что это – грех, и уже после смерти Екатерины молился Всевышнему, чтобы Тот смилостивился и простил родительницу – великую грешницу.

Любовный список Екатерины велик; там значатся разные имена, но среди общепризнанных «ночных любезников» фигурирует двенадцать человек. Вот их полный состав с указаний лет альковной близости. С.В. Салтыков (1752–1754), граф Ст.-А. Понятовский (1755–1758), граф Г.Г. Орлов (1760–1772), А.С. Васильчиков (1772–1774), князь Г.А. Потёмкин (1774–1776), П.В. Завадовский (1776–1777), С.Г. Зорич (1777–1778), И.Н. Римский-Корсаков (1778–1779), А.Д. Ланской (1779–1784), А.П. Ермолов (1785–1786), граф А.М. Дмитриев-Мамонов (1786–1789), князь А.П. Зубов (1789–1796). Некоторые из фаворитов делили альков с Екатериной многие годы; здесь на самом первом месте находился граф Г.Г. Орлов. Другие же, получив щедрые подношения, чины и награды, исчезали навсегда из дворцовых покоев всего через несколько месяцев, например С.Г. Зорич (1745–1799).

Екатерина, как правило, выбирала любовников из числа лиц значительно её моложе. Исключение составляли только Николай Иванович Салтыков (1736–1816, моложе на семь лет) и граф Станислав Понятовский (1732–1798, моложе на три года). Почти все остальные принадлежали совсем к другим поколениям. Некоторые не только ей по возрасту в сыновья годились, но и во внуки. Граф А.М. Дмитриев-Мамонов (1768–1803) был моложе на тридцать девять лет, граф П.А. Зубов (1767–1822) – на тридцать восемь. Лишь один из числа «фаворитов» превратился в крупную государственную фигуру – Г.А. Потёмкин (1739–1791). Все остальные ничем примечательным на государственной ниве себя не запечатлели.

Фике – таково было прозвище будущей Императрицы в родительском доме – тайно встречалась с любовниками лишь до той поры, пока не пришла к власти. Дальше начался откровенный, ничем не прикрытый кураж похоти. Теперь Екатерина уже никого не боялась и ничего не стеснялась. Фавориты не просто делили ложе, но и выступали на первых ролях во всех дворцовых церемониях, занимали виднейшие места на царских трапезах, «принимали к рассмотрению» дела и ходатайства различных лиц. Екатерина как будто специально дискредитировала все нормы морали, все древние традиции устроения обихода Царского дома.

Возле каждого «фаворита» тут же образовывалась группа прихвостней и лизоблюдов, своего рода «ближний круг», с мнением которого вынуждены были считаться все прочие придворные и люди, занимавшие видные государственные должности. Сама Екатерина не стеснялась выражать на публике симпатии каждому своему очередному протеже, совершенно не интересуясь мнением окружающих. Дело доходило до вопиющих случаев, которые все пиетисты Екатерины, как правило, обходят стороной.

Чего только стоила история с «последней любовью» Императрицы – графом Платоном Зубовым. Надменный, самодовольный и умственно ограниченный, он вёл себя по-царски. Оскорблял презрением всех, кто ему не нравился, за трапезами и на вечерах у Императрицы говорил глупости, не стесняясь никого. Никто не перечил, никто не перебивал враля и фанфарона, потому что все знали: к нему благоволит Императрица.

Опьянённая похотью, старая Екатерина ничего не хотела слышать и знать, что противоречило её мнению. Она уже настолько вознеслась над миром, что можно вполне уверенно говорить о психическом расстройстве, именуемом «манией величия», которым в последние годы жизни Екатерина II явно страдала. Она хотела сделать из «дорогого Платоши» крупного государственного деятеля, такого, каким был умерший Григорий Потёмкин. Она поручала Зубову разные государственные дела, интересовалась его мнением на собраниях сановников, но все было напрасно. Не было ни «мнения», ни дел. Платона Зубова занимали куда более личные «важные проблемы»: как уложены локоны на его парике, какое впечатление произвели бриллиантовые пряжки на туфлях, как смотрятся его новые золотые пуговицы на камзоле.

Екатерина всей жалкой никчемности интересов её «шер ами» как будто и не замечала. Она осыпала его дарами и пожалованиями, которых другие не получали за десятки лет беспорочной службы. Уже после первого интимного вечера с Императрицей 21 июня 1789 года, на третий