– Не хочу вас обидеть, сэр Ричард, но… в основном мы превосходим и рыцарей. Все-таки только воюем, оттачиваем умение драться, а рыцари одновременно оттачивают умение управлять хозяйством, ломают головы, как лучше продать шерсть и не построить ли еще одну мельницу. К тому же, как бы это сказать деликатнее… рыцари нередко ставят себя в проигрышное положение соблюдением некоторых рыцарских правил… а у меня бойцы набраны из простонародья. У нас только одно правило – победа!

– Победа любой ценой, – произнес я задумчиво.

Он широко улыбнулся.

– Точно сказано, сэр!.. Победа любой ценой. А в бою только те правила хороши, которые ведут к победе.

– Да, – согласился я. – Это кредо… Хорошо, сэр Ретель, я подумаю над вашим предложением.

Он лихо отдал честь.

– Надеюсь, мы еще послужим вашей милости!

К лагерю запертых в каньоне наемников подошла только треть войска, остальные двинулись к Геннегау, но зато сюда стянулся цвет моего рыцарства и все военачальники.

Я удивленно покрутил головой.

– Чего вам в столице недостает?

Граф Ришар сдержанно улыбнулся, барон Альбрехт покачал головой, а сэр Растер сказал громогласно:

– Подвигов!.. Я еще не нажрался подвигами!.. Я за последние два года их совершил больше, чем за всю жизнь, но все равно мало!

– А в столице, – поддакнул ему лицемерно барон Альбрехт, – только вино да бабы! Разве это жизнь?

Сэр Растер призадумался, я сказал устало:

– Пойдемте в шатер. Перескажу разговор с наемниками.

Граф Ришар сказал торопливо:

– Тогда в мой. Он самый просторный. Уж извините, сэр Ричард, но так получилось! Не воспринимайте как умаление вашего достоинства…

Я отмахнулся.

– Полноте, граф. У вас и должен быть самый-самый. По всем показателям.

В шатре слуги торопливо расставляли кубки, чаши, на середину стола вывалили ломти холодного вареного мяса, сыра, караваи хлеба, принесли кувшины с вином.

Растер сказал оптимистически:

– А вы говорите, в столице вино, бабы… Вино и здесь есть!

Когда все расселись, я коротко пересказал разговор с капитаном Ретелем, хотя пересказывать особенно нечего. Сэр Растер чесал в затылке, крякал и сопел, Макс смотрит на меня отчаянными глазами, а барон Альбрехт спросил деловито:

– Воины из них великолепные, но что запрашивают?

– Я о цене не говорил, – сообщил я.

Барон сказал понимающим тоном:

– Понятно, чтоб потревожились?.. Это хорошо, не будут оговаривать особые условия. Вообще их надо будет ставить в самые опасные места. Во-первых, в самом деле лучшие из лучших, а во-вторых, нам чужих не жалко.

Растер вздохнул, произнес с упреком:

– Какой вы, сэр Альбрехт, циник… Хотя, конечно, пусть лучше погибают они, набранные изо всяких непонятных мест, чем наши армландцы.

Альбрехт заметил:

– Сейчас наши уже не только армландцы.

Растер отмахнулся.

– Но наемники и не сенмарийцы. Они вообще неизвестно что.

Вроде бы бесчувственная глыба, мелькнуло у меня, а чувствует даже точнее просвещенного барона. Наемники уже не сенмарийцы, а некие граждане мира. В том смысле, что нет у них ни нации, ни веры, ни чести. Есть только оговоренное жалованье и право грабить в захваченных городах.

Макс тяжело вздохнул. Я спросил с интересом:

– А что вы скажете, сэр Макс?

Макс потупился, потом рывком вскинул голову и прямо посмотрел мне в лицо.

– Не знаю, сэр Ричард. Когда старшие и умудренные жизнью люди говорят, я должен только слушать. Но мне все-таки это кажется нехорошим.

– Что?

– Наемники, – ответил он в тишине.

– Сами наемники? – переспросил я. – Или то, что их можно нанять и поставить воевать вместо нас?

Он судорожно вздохнул.

– Да, сэр. И то, и другое. Мне кажется, что-то в этом есть очень нехорошее.

– У тебя чутье, – сказал я тепло. – Макс, не стесняйся чаще выражать свое мнение и даже настаивать на нем! Ты прав, хотя и сам, наверное, не понимаешь, почему прав. У тебя чутье, что хорошо и что плохо.

Он засмущался, потупил глазки, а щеки порозовели.

– Ну, сэр Ричард…

– У меня такого чутья нет, – ответил я горько. – Мне приходится перелопачивать пласты истории… это такое сборище старых слухов, на пальцах формулировать и упрощать для своего понимания, что такое хорошо, что такое плохо, а потом долго и тупо соображать, на какой стороне то новое, с чем я столкнулся, и на какой я сам. А ты – р-р-раз! И все понял. Главное, в точку.

– Ну, сэр Ричард! – запротестовал он, застеснявшись и густо краснея.

Я сказал веско, уже как решенное:

– Наемники в самом деле – зло. Даже если на нашей стороне. Вообще неважно, на чьей стороне.

Барон Альбрехт сказал вопросительно:

– Но разве мы их не используем в своих целях?

Я сказал с горькой яростью:

– Барон, а вы не видите за своими плечами ухмыляющегося дьявола?.. Кто, как не он, может посоветовать принять этих людей в свои благородные ряды?.. И тем самым хоть в какой-то мере облагородить наемничество, самое подлейшее и грязнейшее ремесло на свете? А наемники ходят открыто, не стесняясь своей подлейшей профессии!

Сэр Норберт по моему приказу перехватил на пути к Геннегау основное войско лорда Рейнфельса и взял оттуда всех арбалетчиков, а их у фоссанского военачальника оставались все те же пятьсот человек. Еще Норберт велел тысяче лучников быстрым маршем идти к месту, указанному майордомом Ричардом.

К вечеру я, сделав вид, что долго совещался со своими военачальниками, снова вышел на переговоры с капитаном наемников. На этот раз Ретель сказал просто и деловито:

– Ваша светлость, мне кажется, нам незачем губить своих воинов. Вы победили. Вы без всякого сомнения победили!

– Хорошее начало, – сказал я ровным голосом.

Он улыбнулся, развел руками.

– Потому мы готовы, как побежденные, признать поражение. Просим позволения пропустить нас через свои войска.

– Зачем? – полюбопытствовал я.

Он пожал плечами.

– Поищем более удачливых хозяев. Жаль, что вы фактически завершили войну, а то бы мы сочли за честь служить под вашими знаменами!.. И платите вы, как мы наслышаны, щедро и вовремя.

– Да, – согласился я, – с войнами здесь, надеюсь, покончено. Во всяком случае, с большими. Но выпустить вас… как вы предлагаете, с развернутыми знаменами, вооружением и обозом… гм… это не похоже на позицию победителя, не так ли?