– Иду, иду, папа! – она дружелюбно посмотрела на нас.

– Это Никита, – представил меня хозяин. – Журналист из Приреченска, я тебе говорил.

Ее рукопожатие было сильным и уверенным.

– Пишет докторскую диссертацию, – не преминул похвастаться гордый отец между делом. – Поэтому мы с женой заняты правнуками и стараемся по возможности помогать. Кстати, дорогая, ты не делала в гостиной генеральную уборку?

Женщина поняла его с полуслова:

– Что-то не можешь найти?

– Старый альбом.

Виктория Ярославовна пожала плечами:

– К сожалению, понятия не имею, где он. Кажется, я его сто лет не видела. Погоди, сейчас спрошу у Антона. Он в последнее время устраивает здесь посиделки.

– Это мой старший правнук, – пояснил Черных. – Однако он не стал бы…

Не слушая отца, женщина набирала мобильный внука.

– Антошка, ты не видел старый дедушкин альбом? Да, с военными фотографиями. В чулане? – на ее усталом, но все еще привлекательном лице появилось удивленное выражение. – Ты ничего не путаешь? Хорошо, посмотрю. – Быстрым шагом она вышла в прихожую и вскоре вернулась со старым альбомом из потрескавшейся черной кожи. – Этот, папа?

Губы Ярослава Ивановича затряслись:

– Как он посмел?

– Если ты об Антоне, он его не трогал, – бросила Виктория. – Мальчик сам был поражен, почему ты вдруг отправил в кладовку снимки фронтовых годов.

– Я… Я… – хозяин не мог подобрать слов. – Впрочем, ладно. На старика можно списать все. Давайте посмотрим фотографии, – сухая, как кора дерева, рука бережно листала страницы. – Никитушка, а мы ведь здесь моложе вас, представляете? – внезапно его лицо стало серым. Толстый альбом едва не выпал из дрожащих рук: я вовремя подхватил его. Старик пытался что-то сказать, показывая на пустые страницы. Кто-то безжалостно вырвал фотографии, оставив лишь следы старого клея.

– Вика! – крик Ярослава Ивановича повис в воздухе лопнувшей струной. – Вика!

Дочь примчалась по первому зову. Бледное, без кровинки, лицо отца напугало ее, и она растерянно посмотрела на нас:

– Что случилось?

– Где фотографии? – спросил Коротков.

Она прищурилась:

– Вы хотите сказать, их нет?

Черных схватился за сердце:

– Мои фронтовые фотографии… Они пропали…

Женщина обиженно поджала губы:

– Мы их не трогали.

– Значит, кто-то их похитил.

Она рассмеялась над моим предположением:

– Да кому они нужны?

– С некоторых пор эти черно-белые выцветшие снимки на вес золота, – заверил ее я.

Коротков нервно дернулся всем телом:

– Вика, вызови такси. Поедем ко мне.

Она покачала головой:

– Хотите, чтобы я отпустила отца в таком состоянии? Поезжайте без него.

Ярослав Иванович умоляюще взглянул на дочь:

– Ну, пожалуйста, дорогая. Ты же знаешь: не будет мне покоя…

Виктория махнула рукой:

– И что мне с вами делать? Ладно, только домой тоже на такси.

Сидя в неубранной гостиной Владимира Егоровича, мы молчали. Впрочем, говорить было не о чем. Я уже знал: и здесь нас постигнет неудача. Фотографии, повествующие о героической молодости друзей, испарились, как снег в жаркий день. Григорий Иванович потянулся к телефонной трубке:

– Я позвоню домой?

Ему никто не ответил. Все понимали: сделать это просто необходимо. Двадцатилетний внук Прохоренко, быстро отыскавший старый альбом, произнес фразу, к которой я был готов:

– Здесь нет снимков, дед, лишь пустые страницы.

Фронтовые товарищи сдавали на глазах, и я стал опасаться за их здоровье. Без этих беспомощных стариков мне не под силу раскрутить сложное и опасное дело, да, именно сложное и опасное – в этом я давно не сомневался.

– Их мог похитить только тот, кто интересовался ими, – констатировал я. – Вспомните, пожалуйста, не приходили ли к вам люди, просившие показать военные снимки?

Пожилые товарищи переглянулись.

– Конкретно за фотографиями не приходил никто, – ответил за всех Прохоренко.

Я покачал головой:

– Вы все понимаете буквально. Попробуем взглянуть по-другому. Вы – ветераны войны, участники подпольного движения. Не сомневаюсь: у вас постоянно берут интервью, приглашают в школы и другие организации. Возможно, кто-то пожелал взглянуть на снимки. Расскажите, пожалуйста, о подобных фактах.

Владимир Егорович заскрипел зубами:

– Их спрашивал ваш коллега, пропавший без вести.

– Точно, – хором подтвердили остальные. Я почувствовал опасность. Сейчас мы могли пойти по ложному следу.

– Коваленко не стал бы воровать, – уверенно сказал я. – И вообще, если бы они ему были необходимы, сейчас не проблема сделать копии. Он попросил бы парочку, но не стал бы прямо-таки выдирать их из альбомов.

– Никита прав, – глухой голос Черных словно подвел черту под нашим спором. – Корреспондент ничего не выносил из квартиры. Он копировал все на цифровой фотоаппарат.

Коротков заулыбался:

– А ведь точно! Чуть невиновного не оговорил!

– Не расслабляйтесь! – я предупреждающе поднял руку. – Вы еще не вспомнили ничего нужного и важного.

Григорий Иванович вдруг хлопнул себя по лбу:

– А ведь нами интересовались еще и другие журналисты. Приходила ко мне в Приреченске одна корреспондентка или писательница… – он в волнении тер подбородок, заросший седой щетиной. – Говорила, что собирает материал для энциклопедии о подпольном движении. Я показывал ей фотографии.

Владимир Егорович не дал ему договорить:

– Высокая, худенькая, с длинными черными волосами? Она сказала мне… в общем, не хочется повторяться…

– Эта дама была и у меня, – сообщил Черных. – Очень приятная девушка. Не думаю, чтобы занималась позорным делом.

– Мне тоже не верится, – достав платок, Ярослав Иванович промокнул выступившие на лбу капли пота. – Я, кстати, сам задал вопрос, не хочет ли она посмотреть старые снимки.

– И все-таки вы вспомнили о ней, – я продолжал гнуть свою линию. – Почему?

– Потому что больше никто из гостей, которые иногда меня навещают, не трогал альбом, – вырвалось у Ярослава Ивановича, но он тут же поправил себя: – Однако это ничего не значит…

– Не значит, – согласился я. – Но мы обязаны рассмотреть все варианты. Итак, к вам приходила сотрудница какого-то издательства. Она представилась?

– Да, очень распространенное русское имя – Маша, – улыбнулся Прохоренко.