Я еще не готова расстаться с ней. У меня такое чувство, что прежде, чем сделать это, мне нужно разгадать тайну ее романа.

Иногда нам кажется, что мы знаем человека лучше, чем кто-либо другой, а потом мало-помалу мы начинаем разворачивать полотно его жизни и к нам приходит осознание того, что мы о нем вовсе ничего не знали. Для меня бабушка была словно фундамент, а теперь мне кажется, что я снова потеряла ее.

Я иду к воде, не дожидаясь Луиса. Мне нужно немного прийти в себя, успокоить колотящееся сердце и охладить голову.

Голубая вода подобна хрусталю, по поверхности которого скользит рыба, переливающаяся всеми цветами радуги. Вода очень теплая – она не бодрит, а обволакивает. Пальцы ног погружаются в песок.

– Правда, красиво? – спрашивает Луис. Он стоит рядом со мной и наши плечи почти касаются друг друга.

– Да, очень.

Я бреду дальше в море, вода колышется у моих икр, мимо проплывает рыба. Потом еще одна. Я захожу глубже, вода доходит мне до колен, потом до бедер. Луис идет где-то позади меня, давая мне свободное пространство.

Вода передо мной становится все темнее и темнее, пока не сливается с небом. Я пытаюсь рассмотреть линию горизонта – где-то там Соединенные Штаты и мой дом, который кажется мне сейчас очень далеким.

Вода доходит мне до пупка, и я прикасаюсь к ней кончиками пальцев. Я ныряю под волны, а когда выныриваю, то вижу Луиса, который стоит, повернувшись спиной к солнцу, и наблюдает за мной.

У меня вдруг возникает ощущение, что пасьянс сложился. Словно мне было суждено оказаться здесь, на кубинской земле, в компании внука любимой подруги моей бабушки.

Я делаю шаг вперед. Потом еще один. Я останавливаюсь в десяти сантиметрах от Луиса, и наши губы встречаются. Я ощущаю привкус морской соли на губах и вдыхаю запах океана. Солнце согревает нас, я чувствую прикосновение его кожи, а его борода царапает мою щеку.

Проходит вечность, прежде чем мы выходим на берег.

– Расскажи мне о своей семье, – просит Луис, когда мы расположились на покрывале, которое он принес с собой. Мои губы распухли от его поцелуев. Я возвращаю ему пустую бутылку и смотрю на воду. На первый взгляд это довольно невинный вопрос, но ответить на него так непросто.

– Почему ты спрашиваешь?

Он улыбается и губами касается моего виска, его борода щекочет мою кожу. При виде его ран мое сердце сжимается.

– Чтобы я мог лучше узнать тебя, – отвечает он. – Ты знакома с моей семьей – моей мамой, бабушкой, Кристиной. Мне интересно узнать о твоих близких. Я вырос на историях о твоей бабушке и ее сестрах. Для моей бабушки они были как близкие родственники.

– У меня непростая семья.

Его губы кривятся.

– А разве бывают простые семьи?

– Ты прав. Про нашу семью часто писали в светской хронике, но я постараюсь не углубляться в сплетни.

Я рассказываю ему историю про наследницу сахарной империи и про то, что меня вырастила бабушка. На протяжении многих лет мне задавали столько вопросов про родителей – например, почему бабушка вместо них приходит на школьные спектакли, – что я уже могу об этом говорить без запинки.

– Ты скучаешь по своей матери? У вас сейчас близкие отношения? – спрашивает Луис.

Я пожимаю плечами, снова поднося бутылку к губам, и прохладный напиток скользит по моему горлу.

– Наверное, я скучаю по идеалу – по тому, какими должны быть отношения, – а не по реальности. Я никогда не знала ее достаточно хорошо, чтобы скучать по ней; даже сейчас мы общаемся друг с другом как очень вежливые незнакомцы, не более того. Я видела ее несколько раз за последние десять лет, и только в тех случаях, когда мы обе оказывались в одном и том же месте. Иными словами, мы прекрасно ладим друг с другом.

– И даже сейчас…

– У меня есть сестры, отец, двоюродные бабушки. Во Флориде мы живем недалеко друг от друга, так что я не испытывала недостатка в семье. Мой отец был очень занят работой, но он все равно старался проводить со мной столько времени, сколько мог. Кроме того, у меня была бабушка – самый главный человек в моей жизни.

– А какой была твоя бабушка? – спрашивает Луис, лениво проводя рукой по моему бедру.

Несмотря на жару, по моей коже бегут мурашки.

– Жесткой. Непримиримой. Гордой. Верной своей стране и своей семье. – Я делаю паузу. – Мне всегда казалось, что в ней была скрытая печаль. Я думала, что она грустит по Кубе, но теперь мне кажется, что эта печаль появилась в ней в то время, когда ей приходилось скрывать свою любовь.

– Как продвигаются поиски? Ты узнала о нем еще что-нибудь со вчерашнего вечера? Может быть, моя бабушка что-нибудь тебе рассказала, когда вы беседовали сегодня утром?

– Нет. Я надеюсь, что Магда сможет ответить на мои вопросы.

Он на мгновение замолкает.

– Твоя бабушка… ты сказала, что она была главным человеком в твоей жизни. Именно поэтому тебе так важно его найти?

Я киваю.

– Потерять ее оказалось труднее, чем я себе представляла. Я должна была предвидеть, что это случится, но она всегда была такой энергичной и выглядела намного моложе своих лет. Мне казалось само собой разумеющимся, что она будет рядом еще долго. Я думала, что она увидит мою свадьбу, возьмет на руки моего ребенка. – По щеке у меня стекает слеза, и я смахиваю ее. – Я не могу смириться с тем, что в эти минуты ее не будет рядом со мной. Что она не споет моему ребенку ту песню, которую пела мне, когда я была маленькой девочкой. В моем сердце есть огромная дыра. Я скучаю по ее объятиям, по аромату ее духов, по запаху ее стряпни. – Слезы опять наворачиваются на мои глаза, а одна проливается на щеку. Потом еще одна.

Луис обнимает меня за талию и целует в висок.

– Мы с ней были очень близки, – продолжаю я, утыкаясь в его голую грудь. – Я могла говорить с ней так, как ни с кем другим. А теперь, когда она ушла…

Я вытираю ладонью щеки и слегка отстраняюсь.

– Я должна его найти. Хотя бы попробовать. Сейчас я ничего о нем не знаю. Скорее всего они любили друг друга, и он был революционером, но это все, что я знаю. Я понятия не имею, что произошло между ними. Она попросила твою бабушку сохранить письма для меня. Она захотела, чтобы я приехала сюда и развеяла ее прах. Она хотела, чтобы я все узнала. Моя бабушка знала меня лучше, чем кто-либо другой; она знала, что мне, так или иначе, придется через это пройти.

– Ты боишься, что то, что ты узнаешь, повлияет на твои воспоминания об отношениях бабушки с твоим дедом? – спрашивает Луис добрым голосом.

– Возможно. Я не знаю. Я была совсем маленькой, когда он умер. Мой взгляд на их отношения был взглядом ребенка. Кто знает, что происходит за закрытыми дверями?

– Брак – это тяжело, – соглашается он.