Крива не был уверен так, как Дилинг, что нападение на храм повторится. Но, несмотря на это, к вечеру вокруг вершины холма стоял высокий частокол, а внутри расположились лучшие витинги страны воинов.

Обо всех приготовлениях на горе Торопу постоянно доносили вездесущие и незаметные людям барстуки. Они же, как только самбы начали сооружать ограду, стали рыть под нее подкоп. В земляных работах с барстуками могли сравниться только кроты. И те и другие одинаково хорошо ориентировались под землей. К окончанию работ самбами ход, шедший к самым стенам храма, тоже был готов. До поверхности оставалось около двух локтей земли, которую два барстука могли выбрать в считаные мгновения.

Как всегда бывает весной на полуострове, после яркого дня с моря натянуло туман. Он оседал на деревьях, и те роняли с веток частые крупные капли. Туман густел, ускоряя мутные сумерки.

Витинги, охранявшие храм, выставили на склонах несколько дозоров. Воины жались к кострам, отчасти спасавшим от сырости.

Барстуки не знали, зачем их королю нужна жрица Лиго, и не задумывались над этим. Их задачей была защита короля, и только она казалась им важной.

Самбы за оградой и в дозорах у костров тоже не привыкли задаваться вопросами. Их делом была война, а на ней раздумывать некогда.

Дилинг, ящерицей облазавший весь холм в поисках Торопа, иногда задумывался о причинах, толкнувших того на штурм храма, но только чтобы понять его дальнейшие действия и оказаться вовремя в нужном месте. Он привел Торопа в эту чужую для него страну, и чувствовал себя виноватым за все злоключения, свалившиеся здесь на русского. Но никаких признаков его присутствия на холме Дилинг не нашел, хотя и знал, что Тороп где-то близко.

Это и радовало Дилинга, — значит, Тороп тот, каким он его знал, — и волновало: Дилинг боялся опоздать к нужному моменту.

Всерьез обеспокоены ситуацией на горе Лиго были только два человека, два великих вайделота. Крива, потому что не понимал, что происходит, а это всегда бесило его. И Виндия, сознававшая, что уже потеряла «сына и мужа», но все еще отказывавшаяся поверить в это. Вновь и вновь она звала на помощь носейлов, умоляла шар заговорить, открыть ей тайны провидения, но духи к ней не шли, а шар мстил безмолвием и холодностью.

У храма разожгли несколько костров. Сумерки, смешавшись с туманом, загустели, как сусло, и облаком колыхались над вершиной холма.

Витинг, присматривавший за кострами на южной стороне храма, шел с охапкой дров и уронил несколько поленьев. Он наклонился, чтобы поднять их, и ему показалось, что трава перед ним шевелится. Потом почва просела, а в одном месте провалилась дырой в земле. Дыра была небольшой, и витинг хотел сунуть туда руку, но поостерегся, вспомнив разговоры об Анге и его нападении на Криву. Он бросил дрова, подошел ближе и взялся за рукоять меча. Но тут ему стало не до оружия — земля начала проваливаться. Витинг замахал руками, и, вскрикнув, вместе с комьями почвы ушел вниз.

Всадив нож в шею витинга, Тороп оставил его заботам барстуков, а сам выскочил наружу. Для того чтобы попасть в каменное святилище, ему достаточно было завернуть за угол, но он видел, что в его сторону уже смотрят несколько воинов. Дыра им была не видна, и пока они принимали его за кострового.

— Что там у тебя? — спросил один из них.

— Дрова рассыпал, — сказал Тороп и стал собирать поленья.

— А чего кричишь, они тебе на яйца упали, что ли? — спросил тот же голос, и витинги засмеялись.

— Зиман! — позвал кто-то из компании.

Тороп не знал, зовут кострового или еще кого, и продолжал молча собирать на руку дрова.

— Да это, кажется, не он.

Один из воинов направился в сторону Торопа. Тогда он бросил дрова и пошел вдоль стены.

— Эй! — крикнули сзади. — Постой!

Тороп, не оборачиваясь, побежал, на ходу вытаскивая меч. Он знал, что спину ему прикроют барстуки. План тихо вывести через подкоп ту, которую он считал Анной, провалился. Со всех сторон к святилищу бежали витинги.

Первого, на кого он наткнулся, завернув за угол, Торопу удалось свалить в несколько ударов. Другой упал, подкошенный ударами по ногам мечами барстуков. В темноте витинги забывали смотреть под ноги, хотя этим утром кое-кто из них уже пострадал, столкнувшись с маленькими злыми воинами.

Тороп бросился к входу, но там вырос высокий витинг с боевым топором в руках. Лицо его было рассечено глубоким шрамом.

— Ага, — сказал витинг. — Ты все-таки пришел. Хорошо, а то мне пришлось бы тебя искать.

Тороп ударил его снизу, не размахиваясь. Этим приемом владели немногие, и мало кто мог его отбить. Меч громко звякнул, ударившись о вовремя поставленный топор, и отлетел в сторону, едва не вырвавшись у Торопа из рук. Тороп понял, что нарвался на одного из тех, кем держалась слава пруссов.

Вепрь крякнул, нанося свой удар, и Тороп еле успел от него увернуться. Тут же последовал второй, третий… Тороп стал пятиться, с трудом поспевая отбиваться.

Дилинг, услышав крики и звон стали за частоколом, чуть не взвыл от досады. Он искал Торопа, а нужно было искать лаз под ограду. Как же это ему сразу не пришло в голову? Ведь он еще днем слышал, что Торопу помогают барстуки!

Бревна были в два человеческих роста, хорошо ошкурены и пригнаны друг к другу — не забраться. Ругая собственную глупость, Дилинг побежал к воротам. Они как раз открылись, и внутрь храмового двора бежали витинги. Дилинга они приняли за своего, и никто на него не обратил внимания.

У святилища уже была свалка. Барстуки дрались не по тем правилам, к которым привыкли за века воины пруссов. Карлики очень быстро двигались, перебегая с места на место, наносили опасные калечащие раны ногам самбов и швыряли им в лица маленькие незаметные дротики.

Неожиданностью для самбов стало и то, что один из витингов начал вдруг яростно рубить своих же.

— Держись! — кричал он. — Держись, Тороп, я иду!

Тороп держался, но из последних сил. Вепрь был опытнее и гораздо сильнее него. Два раза Тороп уже падал, но успевал вскочить до того, как опускался топор Вепря. Наконец, понимая, что в прямом бою ему не одолеть самба, Тороп поддался, подставил меч так, что Вепрю удалось выбить клинок. Самб зловеще ухмыльнулся, неторопливо взмахнул топором, открываясь, а Тороп метнул в его незащищенную грудь нож и отскочил в сторону. Вепрь вздрогнул, как дуб, получивший удар, подрубающий его, и рухнул. Тороп подхватил свой меч.

— Держись, Тороп! — услышал он.

Так кричать мог только один человек — Дилинг. Тороп поискал его глазами, но не нашел. Зато увидел, что, возвышаясь над скрежетом и лязгом, над кровью, над стонами раненых и злобным шипением живых воинов, на жертвеннике стоит с факелом княжна Анна. Ее широко распахнутые глаза были устремлены прямо на него, на Торопа. И в глазах этих были и страх, и мольба, и изумление.