Татьяна переносила это особенно тяжело: «Я надеюсь, что сегодня ты не будешь очень уставшей, — написала она 17 января 1909 года, — и что ты сможешь встать к обеду. Мне всегда так ужасно жалко, когда ты уставшая и не можешь вставать… Наверное, я во многом поступаю неверно, но, пожалуйста, прости меня… Я теперь изо всех сил стараюсь слушаться Мэри {Марию Вишнякову}… Спокойной ночи, и я надеюсь, что ты не будешь уставшей. Твоя любящая дочь Татьяна. Я буду [434]материнским увещеванием. «Старайся вести себя как можно лучше и не причинять мне беспокойства, тогда я буду довольна, — писала она Татьяне. — Я на самом деле не могу подняться наверх и проверить, как у вас дела с уроками, как ты себя ведешь и как разговариваешь».[435]

В большинстве случаев, однако, именно Ольга должна была подавать всем пример. «Помни прежде всего о том, чтобы всегда быть хорошим примером для малышей, — высказала ей свое пожелание на Новый год Александра, — тогда наш друг будет доволен тобой!»[436] Совет Александры, чтобы Ольга была добра и внимательна, распространялся и на отношение к прислуге, особенно к Марии Вишняковой, которая в последнее время сердилась на Ольгу: «Слушайся ее, будь послушна и всегда добра… ты должна всегда быть с ней вежлива, а также и с С. И. {Софьей Ивановной Тютчевой}. Ты уже достаточно большая, чтобы понять, что я имею в виду»[437]. На этот совет Ольга откликнулась с благодарностью: «Дорогая мама, мне очень помогает, когда ты пишешь мне, что делать, и тогда я изо всех сил стараюсь так и поступать». Материнские наставления следовали одно за другим: «Постарайся серьезно поговорить с Татьяной и Марией о том, как им следует относиться к Богу». «Ты читала мое письмо от 1‑го? Оно поможет при разговоре с ними. Ты должна положительно влиять на них»[438]. Очевидно, что Ольга была расстроена, что у нее нет возможности «поговорить как следует» с матерью. «Мы скоро сможем поговорить, — успокаивала ее Александра, — но сейчас я слишком устала»[439]. Ее, однако, беспокоило то, что Ольга с трудом сохраняла терпение со своими младшими сестрами и братом. «Я знаю, что это особенно трудно для тебя, потому что ты все очень глубоко чувствуешь и у тебя вспыльчивый нрав, — говорила ей Александра, — но ты должна научиться следить за своими словами»[440].

Теперь детей очень радовали посещения их «друга» Григория, это было приятным разнообразием и отвлекало от мыслей о болезни матери. Он играл с ними, катал их по комнате на спине, рассказывал им русские народные сказки, просто и естественно говорил с ними о Боге. Григорий явно выступал тогда в роли духовного наставника девочек. Он поддерживал с ними постоянный контакт, отправляя, например, телеграмму, которая была получена девочками в феврале. В телеграмме Распутин благодарит их за то, что они вспоминают его, «за ваши добрые слова, за ваше чистое сердце и вашу любовь к Божьим людям. За любовь ко всему Божьему миру, ко всему Божьему творению, в особенности, к этой земле»[441]. 29 марта 1909 года он неожиданно приехал навестить их. Все дети были в восторге. «Я рада, что вы смогли так долго побыть с ним», — написала Ольге все еще больная Александра[442]. В июне юная Ольга из Петергофа отправила небольшое письмо своему отцу, который был в отъезде, находясь с визитом у короля Швеции: «Мой дорогой, добрый Папа. Погода сегодня прекрасная, очень тепло. Малыши {Анастасия и Алексей} бегают босиком. Вечером к нам придет Григорий. Мы все очень счастливы, что снова увидим его»[443].

Несмотря на свое недоверие к самому этому человеку, Ольга Александровна всегда опровергала любые предположения о нечистоплотности Распутина по отношению к ее племянницам: «Я до мельчайших подробностей знаю, каково было их воспитание. Даже тень намека на дерзкое отношение к ним Распутина поставила бы их в тупик! Ничего подобного никогда не происходило. Девочки всегда были рады его приходу, потому что знали, как велика его помощь их маленькому братцу»[444]. Тем не менее Александру продолжали беспокоить порочащие слухи о Распутине. Хотя обвинения в ереси были сняты как недоказанные, последовали другие обвинения. Столыпин (которого не смягчила помощь Григория его больным детям в 1906 году) распорядился начать в отношении него полицейское расследование[445].

Санкт‑Петербург полнился слухами о пьяных выходках Распутина, его сексуальных подвигах и сомнительных компаниях, которые он водил. Перестали верить в него и бывшие поклонницы Милица и Стана, особенно теперь, когда Анна Вырубова, которую они презирали, получила к Распутину неограниченный доступ, заменив собой «черногорок» в роли связующего звена между Распутиным и троном. Сестры‑черногорки начали активно отговаривать Николая и Александру от поддержания каких‑либо дальнейших отношений с Распутиным, которого они считали «дьяволом». В результате те близкие взаимоотношения, которые у них до сих пор были с императорской семьей, распались. Императорская чета не желала действовать под влиянием сплетен и упрямо цеплялась за собственное восприятие Григория как настоящего друга, несмотря на его очевидные недостатки, о которых им не хотелось знать. Истинная причина их дружбы и возрастающей зависимости — гемофилия Алексея — «держалась в строгой тайне и связывала обе стороны все больше, одновременно отдаляя их от остального мира»[446].

К концу 1909 года Александра все чаще испытывала необходимость в духовных наставлениях Григория. Она встречалась с ним в доме Анны Вырубовой. Ее доверие к нему было настолько безгранично, что она позволяла себе отправлять ему в письмах опрометчивые и потенциально опасные строчки, например: «Я желаю мне одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятиях», — чем впоследствии не преминули воспользоваться ее враги в своих действиях против нее[447]. Девушки тоже регулярно писали ему обычные письма, в которых благодарили Григория за помощь, сообщали о своем желании снова увидеться с ним или спрашивали его совета. Ольга, которая тогда была в том возрасте, которому свойственна крайняя впечатлительность, находясь в полной изоляции от других, более подходящих наставников, рассматривала Григория как своего друга, почти как отца‑исповедника. В ноябре 1909 года она писала ему, как сильно она скучала без него, как хотелось ей поверить ему свои чувства девичьей влюбленности и о том, как трудно ей было контролировать свои чувства, несмотря на советы Григория. В декабре Ольга написала ему снова, еще раз спрашивая, что же ей делать: