— Не очень.

— Этот процесс Мольтке был просто отвратителен. Я знаю, что ты особенно хорошо относился к князю Ойленбургу. Ты его видел в последнее время?

— Нет, в последнее время мы не встречались.

Она по-прежнему не сводила с него взгляда.

— Читать, что Годенхаузен был к этому причастен, было просто ужасно. Уж от него я такого никогда не ожидала, а я считаю себя знатоком мужчин. — Она ждала реакции сына, но напрасно. — Они будут разводиться?

— Откуда же мне это знать?

— Просто ты вращался в этих кругах.

— Это не так. За последний год я был у них, наверное, не больше двух раз.

— И с Алексой ты тоже кроме этого не встречался?

Скрывать свои чувства от матери ему никогда не удавалось; в сердечных делах она обладала даром провидицы. Но насколько глубоко может она с этим своим даром проникнуть? Вероятно, слухи о них с Алексой достигли ее окружения. Это было для него полной неожиданностью, до этого он полагал, что никто не знает их тайны.

Он попытался уклониться от ответа.

— Я не знаю, о чем ты.

— Ставлю одну крону против тысячи, что ты с ней спал.

— Все, что тебя только интересует, — это кто с кем спит.

— Нет, с кем ты спишь.

— Прекрати, пожалуйста, это тебя не касается.

— Ты говоришь это мне не в первый раз. Меня это, и ты знаешь отлично, очень даже касается. Отвечай: они будут разводиться? — Ее упрямство одержало верх над его скрытностью.

— Насколько я знаю, нет. Годенхаузен переведен в Восточную Пруссию, и она уехала с ним.

Его мать кивнула с удовлетворенным видом.

— Значит, у вас все кончено. Для меня это большое облегчение. Когда ты написал мне, что приезжаешь домой, я боялась, что ты ее привезешь. А сейчас ты снова свободен.

Он понимал, что она имеет в виду и что она приближается к этой теме. Я не сделаю ни одного шага навстречу, подумал он и медленно закурил сигарету.

— Ты точно такой, как твой отец. Когда я хочу поговорить с ним, он обязательно должен чем-то заняться, только чтобы не смотреть на меня.

— Я же смотрю на тебя. И пожалуйста, не начинай все сначала про отца.

— Ты помнишь Франциску Винтерфельд? — без подготовки начала она свою атаку.

— Довольно смутно. Такая пухленькая блондиночка. Это ведь она приходила со своей матерью к тебе на чай?

— Я ее довольно часто встречала и без ее матери, и она мне нравится.

— Даже так? И что же дальше?

— Тебе нужно жениться и завести детей. Это твой долг перед нами, мной и твоим отцом.

— С каких это пор тебя интересует, кто и что должен моему отцу?

Она пропустила шутку мимо ушей.

— Ты не становишься моложе, знаешь ли.

— Пока мне только тридцать шесть.

— Самое время прекратить спать с кем попало. Это не идет на пользу ни здоровью, ни твоей репутации Противно слышать, как ты прыгаешь из одной постели в другую.

Он вынужден был рассмеяться.

— Мама, не строй из себя моралистку. Это тебе не идет.

— Ты просто бессовестный. — Мать выглядела скорее польщенной, чем рассерженной. — Что касается малышки Винтерфельд, — продолжала она, не переводя дыхания, — то этот вариант не из самых блестящих. Денег у них практически нет. Они не приняты при дворе, да и у княгини Меттерних тоже. И все-таки я считаю, что она тебе подойдет. Гарантией ее целомудрия является религиозный фанатизм ее матери, я не знаю ни одной девушки, которая была хотя бы близко так непорочна, как Франциска. И так скромна и невзыскательна. С ней тебе даже не придется менять твой образ жизни. Отвези ее в Шаркани и сделай ей ребенка. И тогда она будет счастлива, а ты свободен.

— Я с удовольствием убеждаюсь, что ты все так же аморальна, как и раньше.

Она возмущенно нахмурилась.

— Я всего лишь реалистка и принимаю тебя таким, каков ты есть. Абсолютно как твой отец. Непригоден для супружеской жизни. Нужно найти кандидатку, которая будет мириться с твоими выходками. Моя самая большая ошибка заключается в том, что я пыталась переделать твоего отца. Надо было оставить все как есть. — Всякий раз, когда речь заходила о муже, на ее лице появлялось выражение обиженного ребенка.

— Знаешь, кого напоминает мне малышка Винтерфельд? — спросил он. И, не дожидаясь ее ответа, продолжил: — Тебя.

— Не строй из себя дурачка, мой сын.

— Да, да. Только не тебя, какая ты сейчас, а такую, какой ты была. Ты тогда была точно такая, как она, пухленькая и румяная. Ты, бывало, приласкаешь меня — я как в раю. Жаль, что у тебя на меня времени никогда не хватало.

— А у тебя теперь для меня времени никогда нет.

— Такова жизнь. Всегда один любит сильнее, чем другой. А поскольку с Беатой все было по-другому, я не хочу больше жениться.

Она помолчала мгновение.

— Мне очень хочется внуков.

Он весело покачал головой.

— Вот уж чего я от тебя не ожидал услышать.

— Ах, Ники, прошу тебя, ну, из любви ко мне, женись на малышке Винтерфельд.

— Ты говоришь, как будто все уже улажено. Откуда ты знаешь, что они меня готовы принять?

— Мать примет тебя с распростертыми объятиями. Они остались почти без средств.

— Но ты же хочешь, чтобы я женился на дочери, а не на матери.

Она оставила шутку без внимания.

— В пятницу я возьму их с собой на новую оперетту в Венский театр. Сделай мне одолжение, присоединяйся к нам.

Он решил, что нет смысла отказываться. В конце концов, через несколько недель он вернется в Берлин, а один такой вечер его ни к чему не обязывает. И чтобы не обижать мать, он согласился:

— Ну хорошо, мама. Нам предстоит большой вечер.

— Спасибо, мой милый! — Она порывисто обняла его, и на его щеки пролился дождь маленьких поцелуев.

Когда он положил голову на ее шелковистое плечо, пахнущее, как и в детстве, ароматом гиацинтов, он почувствовал ту радость, которую испытывает птенец, нырнувший под крыло матери. Всю свою жизнь он был очень привязан к матери, хотя иногда это было трудно объяснить. Бывало так, что страшно рассердившись, уже в следующий момент он был готов молиться на нее. Будучи весьма поверхностной и капризной, она неожиданно проявляла элементы мудрости. Неуравновешенность и непостоянство ее натуры всегда оставались для него загадкой. Отец, напротив, оставался всегда одним и тем же. Он мало интересовался сыном, а Николас находил его скучным. Но по матери он всегда тосковал, ему постоянно ее не хватало. Его приводили в восторг элегантность ее туалетов, теплота ее объятий. Этот сумасшедший доктор Фрейд, наверное, был прав. Были моменты, когда он был в нее влюблен.