точно, – лаконично открестился старший артиллерист, – но за всплесками… трудно сказать.

– Да будет вам, – поддержал оптимистическую эйфорию Коломейцев, – как минимум пару в «Асахи» влепили.

– Будь на его месте «Микаса» – не повезло бы Хэйхатиро нашему Того. А?..

Следить за висевшим на хвосте противником можно было, только выйдя на крыло мостика, и весь штаб, и в большинстве судовые офицеры высыпали на удобное в данном случае правобортное. Стоит заметить, лишь только наткнувшись на сигнальщиков, брутально фасонивших в стальных нагрудниках и касках, господа с запозданием потянулись за ремешки своих шлемов, расстёгивая, упрямо считая «железяки зафитильно нелепыми» (кто-то, ёрничая, именно так и ляпнул-с).

Вышедший следом Рожественский тоже отдал головной убор ординарцу, однако лишь только для того, чтобы вытереть взмокший лоб (не от жары, понятно – на нервах):

– Не до шуточек, господа. Враг за кормой зрим. И не отстаёт.

Затем обратился к командиру корабля:

– Василий Васильевич, сейчас мы на ретираде не стреляем, да и японец молчит. Но сие ненадолго. Озаботьтесь достойным управлением отрядом на такие моменты из кормовой рубки.

И снова нахлобучив шлем, взялся за подзорную трубу, серьезнейте наводясь на горизонт.

Японская эскадра завершала последовательную эволюцию, начатую «Микасой», и наблюдалась теперь под острым углом, показав всю количественную весомость, растянувшись кильватерной цепочкой.

Что ж… невзирая на расстояние, производила сильное впечатление.

Всё ещё заметно курился истончаемым дымом пожара «Асахи». Следом распластались на волнах «Сикисима» и «Фудзи». Далее два броненосных крейсера в хвосте. И только «Асама» маячил отдельной точкой на траверсе колонны, будто неприкаянный.

– Видится мне, раскусил Того наш план рандеву с порт-артурской за Квельпартом, – Рожественский кивком подбородка указал в сторону противника, – будто нарочно склоняется к весту! Будто курсовую нам подрезает! А?.. А ну-ка… – Зиновий Петрович запнулся, то примеряясь к оптике – всматриваясь, то чуть отстраняясь – охватывая перспективу, словно бы колеблясь.

Наконец обернувшись к подчиненным, он обратился одновременно к командиру корабля и старшему флаг-офицеру:

– Определённо склоняется к весту! А ну-ка возьмите отрядно на три градуса вправо – необходимо выровнять линию с неприятелем. Далее! Ход уменьшить на два узла, дадим им нас нагнать. Дистанция поворота «все вдруг» всё та же – пятьдесят пять. Огонь открывать на пятидесяти. К бою приготовиться на левый борт.

«Как на левый борт?! – Мелькнуло в округлившихся глазах флаг-офицера. – Это ж… курс ухода от Квельпарта!»

А тем временем положенное исполнение приказа разносилось по судну.

И далее по отряду!

* * *

Изменение по дистанции на дальномерах вдруг оказалось особенно резким! Всё потому, что «Микаса» и иже с ним продолжали наращивать обороты, доводя ходовые показатели до максимальных, а тут и русские вдруг сбавили ход, что суммарно составило до трёх-четырёх узлов разницы.

Немедленно доложили на командирский мостик, не скрывая азарта загонщиков – врагу не скрыться!

А вот плавное смещение целей вправо, с марсов и сигнальных мостиков кораблей флота Ниппон зафиксировали с запозданием.

Первый факт только вызвал хищную улыбку у Того…

Второй породил неожиданную вспышку гнева – Хэйхатиро выругался.

Негромко, но слышали.

Все уже заметили, что резкая, со склонностью к раздражительности, смена настроений командующего стала особенно… особенно выражаться! Что говорило – адмирал на пределе.

Этому, кстати, способствовал тихий, но на повышенных тонах спор с начальником штаба, считавшим, что не следует выжидать оптимальной дистанции, а следует бить! Бить, пусть беспокоящим, пусть не очень точным огнём, но бить и добиться…

– Комендоры флота микадо всегда отличались лучшим мастерством на больших дистанциях, – шипел Симамура. И далее понёс нечто из сказанного кем-то и когда-то, и уж повторенное и перецитированное, вплоть до штабных «лампасов»: «Стреляйте, стреляйте, и последний снаряд принесёт победу». В общем, в этом духе.

Того прервал этот словесный «фонтан» рыком начальственного авторитета. И отстранившись, молчаливо нахохлился: «Витгефт ещё не скоро доплетётся до Квельпарта. Это факт! Вот только время всё равно на стороне противника! Если Рожественский к тому же всё больше будет отклоняться на вест к порт-артурской эскадре навстречу. Что вполне обоснованно и разумно. Несомненно, мы его догоним и навяжем бой! Но сколько у нас будет времени, чтобы разгромить врага? Подозреваю, что крайне мало».

Так рассуждал японский адмирал, признаться, уж и склоняясь к радикальному мнению своего помощника – попытаться достать «адмирала Арктики» на дальних дистанциях, несмотря на нужду в боеприпасах и такой пугающий ущерб от этих проклятых боеприпасов!

А враг!..

Если смотреть невооружённым взглядом – три русских корабля представлялись бесформенными размытыми силуэтами, не позволяющими определить ни класс, ни тип. И это несмотря на лучшую видимость на восточной стороне горизонта. Но если взять мощную подзорную трубу, то можно даже оценить элементы их боевой раскраски. Особенно тогда, когда они легли на перпендикулярный галс, показав борта.

«Это то, о чём докладывал контр-адмирал Мису, – догадывался Того, – вот поэтому сигнальщики не сразу заметили их плавное смещение. Любопытно».

– Это несёт в себе некую иллюзию – их ка-муф-ляж! – донёсся голос на правильном английском с заявочкой на французскую картавость[32].

«Сэр Уильям как рыба-прилипала. То приклеится со своими комментариями, то идёт в молчаливом кильватере, выжидая куска пищи… для размышлений, – почти брезгливо стряхнулось с мыслей, – но он прав, к бесам его душу – такое впечатление, что Рожественский опять начал какой-то манёвр! Или нет?!»

– Я так и не пойму, чего он добивается, – снова взвился начальник штаба, добавив по-английски, специально для ушей европейца-советника, – его действия не укладываются в здравомыслие. Он же должен понимать, что слабее, и всё равно…

– Скорей непредсказуемы, – перебив, внёс свою версию Хэйхатиро – тоже не на языке сакур и сакэ.

– А мне кажется, – немедленно подключился британец, правильно поняв лингвистический намёк, – что вся непредсказуемость Рожественского, как и всех русских, от того, что они сами не знают, каким будет их следующий шаг.

– Тем неожиданней для нас, – с чего-то вдруг разозлившись, отрезал адмирал и требовательно спросил у дежурного: – Какова дистанция?

– Меньше шестидесяти.

Что-то подозрительно ёкнуло… вспомнилось, что ранее «палочку» и открытие огня русские «сыграли» на «пятидесяти пяти».

«А если опять?!» – стрельнуло догадкой.

И всё равно, увидев злые глаза начальника штаба капитана 1-го ранга Симамуры, откашлявшись, «упрямый и главный» на мостике выцедил:

– Огонь пока не открывать, беречь стволы. К демонам вас всех…

Три русских корабля легли в поворот единовременно, словно перетекли из состояния «анфас» в состояние «профиль». Этот манёвр неожиданно озадачил японского адмирала – не в западный галс, а наоборот!

Пристрелочный выстрел на далёком «головном» сверкнул практически тотчас!

* * *

– Но почему «левый борт»? – Вскинул брови Коломейцев. – В штабной игре мы…

– Да, – перебил Рожественский, – на