— Ты так говоришь, будто знаешь это по горькому опыту, — ответила она сонным голосом, наблюдая за тем, как он сооружает постель. Внезапно она почувствовала робость.

Он тихо рассмеялся и, взяв ее за руку, подвел к тюфяку.

— Условия солдатской жизни не всегда располагают к удобствам, моя дорогая, — напомнил он. — Но я всегда находил место для ночлега, а теперь пора и тебе сделать то же самое. — При ее попытке протеста он прижал палец к ее губам. — Больше ни слова, прошу тебя. Я настаиваю, чтобы ты отдохнула. Можешь положиться на меня, я буду честно нести вахту и разбужу тебя через два часа.

Со слипающимися от усталости глазами Хелена все еще разрывалась между необходимостью исполнять свой долг у постели больного и желанием побыть наедине с мужем. В конце концов она послушно легла на соломенный тюфяк, а граф заботливо подоткнул вокруг нее одеяло и запечатлел легкий поцелуй на ее лбу, прежде чем сесть в кресло у огня.

Минуту или две сквозь сон она видела, как он устраивается поудобнее, а в следующую — уже крепко спала.

Стэндиш медленно двигался, дойдя до дощатой двери, он приложил ухо к узкой щели в ней. Чарльз смог разобрать тихий голос своего кузена, ласково уговаривающий кого-то. Если судить по доносившемуся до него фырканью и радостному ржанию, Копперледи наконец произвела на свет жеребенка. Для Стэндиша это не явилось неожиданностью, поскольку за два часа до этого он сам принес кобыле пропитанное слабительным яблоко, до того как отвезти миссис Вейнрайт обратно в Вестпарк.

Удовлетворенно кивнув, он осторожно выбрался наружу, довольный тем, что такое событие, как благополучное появление на свет еще одного жеребенка в коллекции Маркфильда, могло гарантировать его отсутствие у постели Фуллера на довольно значительное время. Этого времени будет достаточно для того, чтобы навсегда заставить замолчать этого парня, если только удастся убедить блаженную Хелену на несколько минут выйти из комнаты.

Если бы не вмешательство этой свиньи — столяра, который посмотрел наверх и увидел, как он, Чарльз, убирал обвисшую веревку как раз в тот момент, когда тяжелая плита шифера накренилась и полетела на землю, — то шестой граф был бы уже на том свете, как и должно было случиться по его детально продуманному плану. Но этот идиот вмешался и все испортил, прыгнув в решающий момент, оттолкнув Маркфильда из опасного места и приняв весь удар на себя.

То, что эта свинья ухитрилась выжить после такого удара, было чудом. Стэндиш, естественно, и не пробовал связаться с местными врачами, когда в состоянии паники бросился к конюшне и, вскочив на лошадь, понесся прочь. Но любопытство в конце концов взяло вверх над страхом, и он тайком вернулся и наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Только когда ему показалось, что раненый находится при последнем издыхании, он появился и постарался произвести впечатление, что его, так же как остальных, глубоко волнует состояние рабочего.

Но теперь, к сожалению, стало очевидно, что, если ничего не предпринять, чтобы заткнуть ему рот, Фуллер мог разгласить то, чему стал свидетелем. Однако, проведя последние четыре года в погоне за достижением своей цели, он ни за что на свете не собирался позволить этому ничтожеству расстроить его тщательно выстроенный план!

Смерть дедушки, последовавшая вскоре после смерти его отца и двух дядей — и все в течение пяти лет, — навела Стэндиша на мысль, что, если бы не два старших кузена, графский титул вместе со всем имением и прилегающими к нему владениями перешли бы к нему. К своим кузенам он питал чувство обиды с самого детства, потому что они не принимали его в свои игры и постоянно дразнили.

Чарльз Стэндиш почти три года осуществлял свой план уничтожения Саймона. После серии искусно подстроенных «несчастных случаев», из которых пятый граф сумел выйти невредимым, Стэндишу наконец удалось осуществить свое намерение. Напоив кузена крепким спиртным напитком, к которому был втайне примешан опиум, он предложил ему пари, что его лошадь не сумеет взять девятифутовый барьер, — вызов, который азартный игрок Саймон не мог не принять и который в конце концов привел его к смерти.

То, что Ричард вернулся домой с войны в целости и сохранности, не вызвало у Стэндиша радости. Поскольку оставшийся в живых кузен был скроен по совершенно другому лекалу, чем предыдущий, все попытки Чарльза вызвать его разорение не увенчались успехом. Умеренно пьющий, считавший азартные игры времяпрепровождением для дураков и шарлатанов, бывший майор умел никогда не терять головы.

Когда все его попытки подстроить несчастный случай — то при помощи плохо привязанного седла, то путем подталкивания Ричарда под колеса запряженной медведем телеги в особенно туманный день — потерпели фиаско, Стэндиш был близок к тому, чтобы отказаться от своего плана, но тут внезапно возникло дело о женитьбе Маркфильда. Вначале, когда ему рассказали о возможной сделке между его кузеном и дочерью Витли, он расстроился, но потом решил, что в связи со все возрастающими долгами графа это ответ на его молитвы. Не желая взваливать на себя бремя таких больших долгов, когда он сам станет графом, Стэндиш решил, что стоит дать кузену отсрочку, чтобы решить худшие из его финансовых проблем, прежде чем приступить к новым попыткам способствовать его смерти.

После того как инцидент в Олмаке ускорил поспешную женитьбу его кузена, Стэндиш стал ломать голову над тем, как завладеть деньгами Хелены. Подстегиваемый мыслью о пятидесятитысячном приданом, поджидавшим его на банковском счете его кузена, он сосредоточил все внимание на том, как поссорить новобрачных.

Это он написал и послал приглашение Рейчел Каммингс, послал его с припиской «Приходи, любимая», будучи уверенным в том, что ни одна женщина не сможет сопротивляться такой просьбе. Кроме того, он подкупил одну из служанок Рейчел, чтобы она «одолжила» ему одну из серег, которые Маркфильд подарил ее хозяйке, придумав, что его светлость хочет заказать своей жене ожерелье по такому же дизайну. Засунуть эту серьгу в постель Хелены не составляло труда, поскольку миссис Вейнрайт с удовольствием показывала ему заново обставленную спальню, подчеркивая, на какие траты пошел его светлость ради будущей жены!

Очень скоро Стэндиш с удовлетворением увидел, что его трюки воздвигли барьер между супругами, хотя он не мог не заметить скрытого источника с трудом сдерживаемых эмоций между Хеленой и Ричардом каждый раз, когда он их видел. Этого наблюдения, а также того, что Маркфильд с некоторого времени начал сильно пить и грубо себя вести, было достаточно, чтобы он решил удвоить свои усилия. Это решение особенно укрепилось после того, как он стал свидетелем объятия супругов в то утро, такого объятия, которое в глазах Стэндиша носило все признаки назревающей любви! А это было все равно, что услышать похоронный звон по его амбициям.

Вспомнив о том, как его презренный кузен Саймон сыграл с ним подобную шутку в детстве, — хотя зрелые персики, высыпавшиеся из корзины, были невинными снарядами, — Стэндиш провел большую часть дня, водружая груду черепичных плиток на верхний парапет Холла и закрепляя конец толстой веревки под первой из этих плиток. Устроившись у окна первого этажа, он сумел завлечь Ричарда почти в идеальное место под тщательно уложенными плитками. Он с трудом сдержал злорадную усмешку, когда, одним быстрым движением дернув за веревку, сбросил вниз всю кучу плиток.