Но тут воспоминание о ее вторжении в личную корреспонденцию графа заставило ее затрепетать и полностью отбило у нее аппетит. Поднявшись из-за стола, она сказала:

— Боюсь, что у меня разболелась голова. Я сначала приму ванну. Будьте так любезны, пришлите мне мой ужин через час-полтора, миссис Эллис. — Затем, повернувшись к горничной, которая, съев только половину, тоже поднялась на ноги, приготовившись сопровождать свою хозяйку, она добавила: — Закончи еду, Фрэн. Я позвоню, когда ты мне понадобишься. — И, больше не мешкая, она вышла из кухни, оставив экономку и горничную недоуменно переглядывающимися.

Вернувшись в спальню, она обнаружила, что приготовления к ее ванне уже завершались, и, отпустив последнюю из служанок, которые бегали вверх и вниз по лестнице с кувшинами горячей воды, она проворно сбросила грязную одежду и с наслаждением опустилась в успокаивающее тепло пахнувшей фиалками воды.

Все еще размышляя над возможными оправданиями своего поведения, она решила, что, когда граф узнает о том, что многие из его просроченных счетов оплачены, он не так уж рассердится. Хотя, вспоминая, как Ричард всегда переводил разговор на другие темы, когда речь заходила о деньгах, она понимала, что в этом вопросе ей следовало быть очень деликатной. Она вышла из ванны посвежевшей и, не став звонить в колокольчик, сама вытерлась и, проведя расческой по еще мокрым кудрям, надела белую шелковую ночную рубашку и пеньюар, которые Фрэн приготовила рано утром, перед их отъездом.

Выпрямив плечи, она решительно направилась к двери, отделявшую спальню ее мужа от ее собственной, смекнув, что наиболее подходящим временем для увещевания Ричарда будет момент, пока он не пришел в себя. Это было не очень этично, но, учитывая нежелание Маркфильда говорить о денежных делах, Хелена решила, что при данных обстоятельствах будет лучше ковать железо, пока горячо.

Она осторожно повернула ручку, но обнаружила, что дверь заперта. Прикусив губу от разочарования, она уставилась на замок, задаваясь вопросом, кто это придумал такую, мягко говоря, неудачную систему, позволяющую мужу запереться от своей жены, но не наоборот! Дав себе слово при первой же возможности повесить со своей стороны двери такой же замок, она вернулась к двери, ведущей в коридор, открыла ее и, внимательно оглядевшись по сторонам, поспешила к спальне мужа.

Ричарду было плохо. Ему казалось, что его голова в любую минуту готова расколоться на тысячу осколков. Даже тихий скрип дверной ручки напомнил Ричарду оглушающие звуки британской канонады при Ватерлоо. Он постарался сесть, но, не сумев, откинулся опять на подушки, придя к заключению, что, хотя он и не может припомнить всех подробностей, должно быть, получил смертельную рану. Пульсирующая боль в голове была настолько сильной, что ему казалось, что только мгновенная смерть способна принести ему милосердное избавление. Он несколько раз пытался открыть глаза, но ослепляющие огни — очевидно, от разрыва минометных снарядов — во много тысяч раз осложняли эту задачу.

— Ричард!

Он сделал гримасу и испустил слабый стон. Мало того что он лежит здесь в агонии, так еще ему надо страдать от дополнительной муки — от воображения, что слышит голос Хелены, зовущий его сквозь пустоту!

Хелена? Невозможно! Ватерлоо было задолго до того, как она вошла в его жизнь! Сделав над собой героическое усилие, он попытался привести свои хаотичные мысли в какой-то порядок и разгадать эту загадку.

— Ричард!

Приоткрыв один глаз, он снова закрыл его, когда в луче света ему почудилась стоявшая у его кровати фигура в белом. «Господь Всемогущий, — подумал он в полном смятении, — не может ведь такого быть, чтобы за мной был послан ангел!»

Решив, что он наконец очнулся, Хелена протянула к нему руку.

— Пожалуйста, не сердись на меня, Ричард, — начала она. — Я знаю, что с моей стороны было очень нехорошо залезать в твои бумаги, но…

Бумаги? Ричард был в некотором недоумении. Теперь, когда его глаза были плотно закрыты и голова готова была взорваться, он никак не мог вернуться к реальности. О каких бумагах может вести речь ангел?! Должно быть, ему почудилось, пришел он к выводу и умудрился пробормотать заплетающимся языком:

— Делай, что считаешь нужным, добрый ангел, я целиком в твоей власти.

Слегка нахмурившись, Хелена наклонилась над кроватью и положила руку на его лоб, который, к ее ужасу, оказался влажным и холодным. Поскольку ее опыт в общении с джентльменами, находящимися в таком плачевном состоянии, был равен нулю, она не знала, что предпринять. Было ясно, что граф от чего-то очень страдает, но она колебалась, послать ли за Шипманом или позвонить миссис Вейнрайт и попросить у нее одну из ее целебных травяных настоек.

Она легла на кровать рядом с мужем и сразу заметила выражение боли и плотно сжатые губы, что свидетельствовало об испытываемых им страданиях. Хотя она понимала, что никто, кроме него, не виноват в его теперешнем состоянии, она не смогла подавить захлестнувшую ее волну острой жалости. Когда она нежно убирала со лба его влажны с волосы, у нее в горле стоял комок и на глаза навертывались горячие слезы.

Маркфильд с радостью препоручил себя своему ангельскому видению. Ощущение прохладной руки на лбу действовало на еще не до конца протрезвевшего графа как бальзам. Вскоре это приятное ощущение вместе с успокаивающим бормотанием подбадривающих слов, сопровождающих нежные прикосновения, привели его в более благополучное состояние. Так они и лежали рядом, пока Хелена не увидела, что его глаза, до сих пор плотно закрытые, вдруг широко открылись, и взгляд Ричарда стал погружаться в ее глаза со слегка озадаченным выражением.

— Мой добрый ангел, — прошептал он, поворачивая голову и погружая лицо в прохладную массу нежно-шелковых каштановых кудрей, рассыпавшихся по его подушке. — Кто бы мог подумать, что… Я чувствую себя исцеленным. Разве я достоин этого! — После этих слов его веки опустились, и он погрузился в забытье, теперь уже более легкое, чем прежде.

Поняв, что ей будет невозможно высвободиться, не разбудив его, особенно потому что несколько ее локонов оказалось под его головой, Хелена решила остаться там, где была, — по крайней мере, пока спящий муж не изменит своего положения. Кроме того, она должна была признаться себе, что тепло его руки, которое она ощущала на своей спине, было очень уютным, и после такого долгого и трудного дня не было вреда в том, чтобы самой на некоторое время закрыть глаза…

Спустя несколько часов, когда на утреннем небе появились первые бледные проблески рассвета, Хелена проснулась, чувствуй себя так хорошо выспавшейся, как уже давно не чувствовала за последнее время. Потянувшись, она перекатилась на другой бок и… отпрянула — ее пальцы внезапно для нее коснулись шелковистой кожи обнаженного плеча ее мужа, небрежно раскинувшегося рядом с ней. Она пришла в ужас не только оттого, что позволила себе заснуть в его объятиях, но и что, судя по скомканным простыням, прижималась к нему! Отчаянно надеясь на то, что ее поспешные движения не нарушили сна Ричарда, она осторожно сползла с кровати, на цыпочках пересекла комнату и, отперев смежную дверь, после секундного колебания вытащила ключ и решительно швырнула его в шкатулку с драгоценностями, стоявшую на ее туалетном столике.