Охранник снял с меня наручники и повязку. Я увидел большой синий аппарат, такой же, какие стоят в аэропортах для сканирования багажа и других предметов, у которых нужно определить высоту и вес. Тогда мне стало намного легче. Они просто хотели собрать стандартные данные: отпечатки пальцев, рост и вес. Я знал, что допрос неизбежен, и очень его боялся, но одновременно очень хотел пройти его как можно скорее. Не знаю, как объяснить, возможно, это не имеет смысла. Я просто пытаюсь рассказать о своих чувствах, как могу.

Прошел еще день. Все было точно так же, как и за день до этого, хотя я узнал кое-что очень важное — номер своей камеры. После еды, прерывающей пост, охранники начали называть номера, двери громко открывались, и можно было услышать шаги заключенных, которых забирали. Я выяснил, что их уводили на допросы. Я представлял сотни раз, как охранники произносят мой номер, как я ухожу в уборную и совершаю ритуальное умывание. Это была паранойя. Наконец около 10 вечера в субботу охранник в действительности крикнул: «Tahgig!»[69] Я быстро справил нужду. Не то чтобы мне очень хотелось, я особо ничего не пил и из меня и так уже вышло полгаллона жидкости, но в туалет все равно хотелось. Чем я собирался писать, кровью?

— Быстрее, у нас не так много времени, — сказал охранник, стоящий у открытой металлической двери.

Позже я узнал, что время с восьми вечера до часа ночи выделялось на допросы. В это время большинство заключенных водили из камер в допросные и обратно. Сержант надел на меня наручники и повязку и повел. Мы зашли в лифт и спустились на один этаж. Затем мы пару раз повернули, и я оказался в новой зоне. Открылась дверь, и я зашел в комнату. Запах сигаретного дыма ударил в нос. Это была зона для допроса, где они постоянно пыхтят как старые паровозы. Это отвратительно, когда дым накапливается и перебивает все запахи вокруг.

В этой зоне было удивительно тихо. Сопровождающий охранник оставил меня у стены и ушел.

— Кого ты отправил в Чечню? — по-английски крикнул следователь по имени Абу Раад другому заключенному.

— Я никого никуда не отправлял, — ответил заключенный на ломанном арабском с очевидным турецким акцентом.

Я сразу понял, что это постановка. Этот допрос проводился для меня.

— Лжец! — крикнул Абу Раад.

— Я не лгу вам, — ответил парень на арабском, хотя Абу Раад продолжал говорить на свободном английском.

— Мне все равно, какой у тебя паспорт, американский или немецкий, ты расскажешь мне всю правду, — сказал Абу Раад.

Постановка была идеальной и предназначалась для того, чтобы напугать меня еще больше. И хотя я сразу понял, что это постановка, она сработала.

— Здравствуй, Абдуллах, — сказал Абу Раад.

— Привет, — ответил я, чувствуя его дыхание прямо у своего лица. Я был так напуган, что не понимал, что он говорит.

— Так, значит, тебя действительно зовут Абдуллах, — заключил он.

— Нет!

— Но ты ответил мне, когда я назвал тебя Абдуллахом, — возразил он.

Мне казалось, будет глупо сказать ему, что я очень напуган и не понял, каким именем он назвал меня.

— Если подумать, то мы все абдуллахи, — ответил я правильно.

Абдуллах означает «слуга Божий» на арабском. Но я знал, почему Абу Раад назвал именно это имя. Когда я прибыл в Монреаль 26 ноября 1999 года, мой друг Хасни представил меня своему соседу Мураду моим настоящим именем. Позже я встретил другого тунисца, которого я видел во время своего прошлого визита год назад. По ошибке он назвал меня Абдуллахом, и я ответил, потому что мне казалось невежливым поправлять его. С тех пор Мурад называл меня Абдуллах, и мне это нравилось. Я не пытался обмануть Мурада или еще кого-то, в конце концов, у Мурада были ключи от нашего общего почтового ящика, и он всегда забирал мои письма, в которых, очевидно, было указано мое настоящее имя.

Такова история этого имени. Очевидно, что американцы расследовали, почему в Канаде я взял себе имя Абдуллах, но иорданцы понимали намного больше, чем американцы, поэтому пропустили эту часть допроса.

— Ты знаешь, где сейчас находишься? — спросил Абу Раад.

— В Иордании, — ответил я.

Очевидно, он был шокирован. Я не должен был знать, где я, но, видимо, мавританский следователь был так взбешен, что не выполнял приказы американцев. По изначальному плану меня, в наручниках и с повязкой на глазах, должны были доставить из Мавритании в Иорданию и не говорить, куда меня везут, чтобы вселить в меня как можно больше ужаса и сломать меня. Но как только я ответил на вопрос, Абу Раад понял, что эта часть плана не сработала, поэтому снял с меня повязку и провел в допросную.

Это была маленькая комната, два с половиной на три метра. В ней стоял стол и три старых стула. Абу Рааду было под 40. Он был палестинцем и имел живот, который уже начал поддаваться гравитации. Его помощник, офицер Рами, был более молодой, высокой и, возможно, умной версией Абу Раада. Он, очевидно, был из тех, кто любит заниматься грязной работой. Он тоже был похож на палестинца. Я внимательно осмотрел этих парней, и они меня заинтересовали. Вся проблема с терроризмом вызвана агрессией Израиля по отношению к палестинцам и тем фактом, что правительство США поддерживает Израиль. Когда израильтяне захватили Палестину, под огнем британской артиллерии захват вылился в массовую миграцию местного населения. Многие из них перебрались в соседние страны, и Иордания получила львиную долю — больше 50 процентов иорданцев палестинского происхождения. Как по мне, эти следователи были не на своем месте. Нет никакого смысла палестинцам работать на американцев и помогать им победить людей, которые, предположительно, палестницам помогают. Я понимал, что этим двум следователям не знакомы нормы морали и что человеческая жизнь не имеет для них никакой ценности. Я оказался между двумя враждующими сторонами, и обе считали меня своим врагом. Исторические недруги объединились, чтобы поджарить меня. Это было абсурдно и забавно одновременно.

Абу Раад и его команда сыграли важную роль в «Войне против терроризма». Ему поручили допрашивать похищенных людей, которых США доставляли в Иорданию, и передавать их разным членам команды. Он также лично приезжал в Гуантанамо, чтобы допрашивать определенных людей от имени Соединенных Штатов.

Абу Раад открыл среднюю по размеру папку. Оказалось, это мое досье, которое американцы передали иорданцам. Он начал задавать мне вопросы, которые никак не были связаны друг с другом. Впервые на мне испытали технику, цель которой — быстро заставить лжеца противоречить самому себе. Но Абу Раад, очевидно, был плохо осведомлен о моем деле и об истории моих допросов. Не имело значения, говорю я правду или обманываю, потому что мне много раз задавали одни и те же вопросы в разных странах. Если бы я соврал, то бы смог соврать снова, и снова, и снова, потому что у меня было достаточно времени, чтобы продумать свою ложь. Но я был с ним честен, а он полностью доверял мне.