Один из охранников молча помог мне залезть в джип, который был припаркован в метре от трапа самолета. Охранники втиснули меня между собой на заднем сиденье, и мы поехали. Я чувствовал себя комфортно. Внутри было тепло, и двигатель работал тихо. Водитель случайно включил радио. Ведущая поразила меня своим акцентом и своим сонным голосом. Город просыпался после долгой холодной ночи, медленно, но уверенно. Водитель все время ускорялся и резко тормозил. Какой ужасный водитель! Должно быть, они наняли его просто потому, что он тупой. Я постоянно двигался взад вперед, как манекен для краш-тестов.

Я слышал, что вокруг нас сигналили автомобили. Это было время, когда большинство людей едут на работу. Я представил, будто я в это же время дома, собираюсь на работу, наслаждаюсь новым днем, чувствую бриз через открытое окно, подбрасываю каждого своего племянника до его школы. Каждый раз, когда ты думаешь, что жизнь прекрасна, она предает тебя.

После примерно 40–45 минут бестолкового вождения мы свернули, въехали в ворота и остановились. Охранники вытащили меня из джипа. Я задрожал от холодного ветра, хоть и чуть-чуть, потому что очень быстро мы вошли в здание, где меня оставили рядом с обогревателем. Я знал, как он выглядит, даже с закрытыми глазами. Я просто чувствовал, что это был такой же обогреватель, какой был у меня в Германии. Позже я узнал от охранников, что тюремные объекты построены шведской компанией.

— Не двигайся, — сказал один из охранников перед тем, как они оба вышли из помещения.

Я стоял ровно, хоть ноги еле держали меня и спина сильно болела. Там меня оставили на 15 или 20 минут, пока офицер Рами не схватил меня за воротник, чуть не задушив до смерти. Офицер Рами грубо протолкнул меня к лестнице. Должно быть, я был на нулевом этаже, и он направлял меня в сторону первого.

Легенда гласит, что арабы — одни из самых гостеприимных людей на планете. И враги, и друзья согласны с этим. Но то, что я испытывал здесь, это немного другое гостеприимство. Офицер Рами втащил меня в маленькую комнату со столом и двумя стульями. Там меня уже ждал человек, сидящий напротив. Это был большой и неуклюжий мужчина 20 с чем-то лет, который постоянно и по многу раз повторял одни и те же вопросы. Как и остальные охранники, он был одет в иорданскую военную форму, и у него была военная стрижка. Было видно, что он не в первый раз занимается этой работой, потому что на его лице не было признаков человечности. Он ненавидел себя больше, чем кто-либо ненавидел его.

Первое, что я заметил, это два портрета на стене: нынешнего короля Абдаллы и его покойного отца Хусейна. Такие портреты доказывают, что диктатура существует в нецивилизованном мире. В Германии я ни разу не видел, чтобы кто-то повесил портрет своего президента. Только раз я видел это — в новостях или по городу — когда перед выборами повесили несколько портретов кандидатов. Может я не прав, но я не доверяю тем, кто вешает портрет президента или портрет того, кто выиграл выборы, набрав 80 процентов голосов. Это просто смешно. На другой стене висели большие часы, на них я увидел время — 7:30 утра.

— Раздевайся! — сказал охранник.

Я выполнил приказ, но нижнее белье оставил. Я готов был драться, но белье бы снимать не стал. Но охранник просто протянул мне чистую голубую форму. Иорданцы намного организованнее, чем мавританцы. Тюрьма была скромной, но чистой и уютной. Впервые в жизни я надел тюремную форму. В Мавритании ее нет, но не потому, что это демократическая страна, а потому, что власть слишком ленива и коррумпирована. Форма — это признак коммунистической страны. Единственная так называемая демократическая страна, где заключенных одевают в особую форму — это США. Иорданцы полностью позаимствовали американскую систему обустройства и организации тюрьмы.

Молодой парень, сидящий за столом, был довольно толстым. Он исполнял роль клерка, но весьма неудачно.

— Как вас зовут? Где вы проживаете в Аммане?

— Я не из Аммана.

— Откуда вы, черт возьми?

— Я из Мавритании, — ответил я.

— Нет, я спрашиваю, где вы живете здесь, в Иордании?

— Нигде!

— Они схватили вас, когда вы делали пересадку в аэропорту?

— Нет. Хаджи забрал меня из моей страны на пару дней, чтобы допросить и вернуть обратно.

Я хотел, чтобы все звучало как можно более безобидно. Тем более это именно то, что мне сказали, хотя теперь у меня возникло чувство, будто меня обманывают или предают.

— Назовите свое имя по буквам.

Я произнес свое имя по буквам, но, казалось, что парень не ходил в начальную школу. Он писал будто китайскими палочками. Он все время писал одну форму за другой и выбрасывал старые бумаги в мусорное ведро.

— Какое преступление вы совершили?

— Я ничего не совершал!

Оба засмеялись.

— Ох, очень убедительно! Вы ничего не совершали, но при этом вы здесь!

Я подумал: «Какие преступления я должен назвать, чтобы угодить им?»

Я представил себя как человека, который проделал весь путь из Мавритании, чтобы выдать информацию о своих друзьях.

— Хаджи сказал мне, что ему нужна моя помощь, — сказал я. Но затем я подумал: «Какой глупый ответ». Если бы я хотел добровольно предоставить информацию, я бы сделал это в Мавритании.

Охранники все равно мне не поверили, потому что какой вообще преступник когда-либо сознается в преступлении? Я чувствовал себя униженным, потому что мой рассказ звучал странно и неправдоподобно.

В бюрократическом хаосе офицер, командующий тюрьмой, взял все в свои руки. Он взял мой кошелек и скопировал мои персональные данные. Это был 40-летний мужчина со светлыми волосами, белой кожей и сухим лицом. Он выглядел очень серьезным. Было очевидно, что он уже много лет занимается своей работой. Во время моего пребывания в the Dar Al Tawqif wa Tahqiq, «Здании ареста и допроса»[67] я видел, что он работает день и ночь и спит в тюрьме. Большинство охранников проходят через это. Они работают вдалеке от дома, и охранники рассказали мне, что их смены могут длиться сутками. Во время смен они практически не покидают тюремные объекты. Порой я замечал, что охранник подсматривает за мной через дыру в стене камеры. Я-Слежу-За-Тобой — такое имя я дал ему — был офицером так ими называемого al Jaish Al Arabi, «Арабского легиона». Я подумал: «Какой маскарад! Если это защитник нас, арабов, то у нас проблемы!» Как гласит арабская поговорка: «Ее защитник — ее убийца».