– И при чем здесь мерзкие фантазии этого крестьянина?

Тибор смутился:

– Младший жрец считает, что это не пустые измышления. Он еще не обладает жреческими силами в полной мере, но сумел почуять ненормальность такого сна. Остаточные эманации волшбы, будто морок на человека навели.

– Ах вот как. И это все, что известно?

– Пока все, о великий. Но мы усилили бдительность и отправили людей осмотреть окрестности.

Угрюмое лицо Зафира посуровело еще больше. Что за невидимки появились в моравских чащобах? На самом ли деле они опасны или это угасающие в преддверии зимы шалости лесных духов? В любом случае никто не должен приблизиться к его владениям!

– Удвойте ловушки на подходе к храму и пещерам и участите дозоры.

– Да, великий.

Верховный жрец растворился в дверном проеме, спеша выполнить указания повелителя. Зафир не стал его задерживать. Сейчас пусть хлопочет, время для наставительных бесед с демонстрацией магических «мускулов» придет позже.

* * *

Исилвен прислонила ладонь к светло-охряному стволу, прислушалась. Сосна уже дремала, слабо откликнувшись на призыв. Девушка решила ее не беспокоить. Все равно в помощи леса нужды не имелось. Направление, указанное Марой, по всему было верным. Они даже нашли две еле заметные тропки, одной из которых и воспользовались, чтобы идти, не прыгая по корням и не продираясь поминутно сквозь подлесок.

Дневной переход оказался трудным. На общем совете рассудили, что свитки перемещения, оставшиеся у мэтра Лидио, задействовать не стоит. Они могли пригодиться в том случае, если из их предприятия ничего не выйдет и придется спешно отступать. Лошадей оставили на Иржи – он обещал отвести их к своему дому, а сами отправились в путь лишь с необходимой поклажей за плечами.

После прошедшей ночью бури в лесу было тихо, серые облака закрывали небо, лишая и без того хмурый лес единственного источника света. К вечеру попытались отыскать место для ночевки и потратили на это не меньше часа. В какой-то момент Финеас, шедший первым, замер на полушаге.

– Здесь что-то не так, – проговорил он, открывая магическое зрение и оглядываясь по сторонам. – Мэтр Лидио, вон там…

Он указал на просвет меж деревьями.

– Да, – протянул старый чародей. – Вы правы, мне тоже там видится нечто неестественное.

– Неестественное что? Ходячая ель, медведь-оборотень? – иронично осведомилась суккуба.

– Завеса, – ответил Финеас. – Магическая завеса. Поставлена неумело, но чуть меньше внимательности – и могли напороться.

Мэтр ди Альберто кивнул:

– Меня беспокоит то, что она вообще здесь стоит.

– Именно. Кажется, мы подобрались к храму довольно близко, раз начали встречаться капканы. Надо встать лагерем неподалеку, чтобы не блуждать зазря, с риском влететь в другую западню.

Исилвен отняла ладонь от сосны, прислонилась к ней просто, без призывающей магии. Перворожденная чувствовала страх.

Не за себя. За тех, кто сейчас был рядом с ней. За Идриса, готового сложить голову, лишь бы дыхание Хаоса не распространялось по его земле. За старого мэтра, обладающего непостижимой храбростью, раз он отважился покинуть безопасное укрытие в Галлии и отправился сюда. За Мару – девочка ведь пошла с ними не ради высокой идеи. Ураган чувств, бушующий в ней, направляет суккубу к единственной цели – овладеть тем, что потеряла. Утвердить свое пусть временное, но господство. Страсть снедает ее, гордость не дает отступиться. Ей сейчас тяжело.

Но тревога за темного мага была сильнее всего. Он не видел Зафира, не знает, на что тот способен. Могла ли она просить его о помощи? Для эльфийки Исилвен прожила совсем немного, но и это внушительный срок по сравнению с мимолетной жизнью смертных. Какое она имеет право заставлять Финеаса рисковать тем малым, что у него есть? А вдруг случится беда? Нет, она не должна, не должна ее допустить. Лучше умереть самой.

Исилвен неожиданно поняла, что сердце колотится быстрее обычного, прижала руку к груди, унимая. Великий Эру, да что с ней такое?

– Снова не отдыхаешь?

Эльфийка обернулась. Темный маг стоял возле шатра. Почему-то без плаща, в одной рубахе и штанах. И – девушка не поверила своим глазам – босиком. В руке он сжимал короткий посох с кристаллом, мерцающим в свете потухающего костра.

– Финеас…

Исилвен взглянула на него с изумлением.

– Завтра мы будем у храма. Я должен подготовиться.

– Финеас, еще не поздно отказаться, – тихо промолвила девушка. – Я не хочу, чтобы ты… чтобы кто-нибудь погиб.

Уголки губ Финеаса чуть приподнялись, лицо, однако, сохранило спокойствие.

– Я обещал, что не оставлю тебя. Обычно я выполняю свои обещания.

Эльфийка приоткрыла рот, будто собиралась что-то добавить, но опустила голову и просто кивнула с благодарностью.

Финеас бросил взгляд на небо, направился по узкому коридору между кустарником и толстыми стволами сосен и буков, росших бок о бок, словно добрые соседи.

– Ты разрешишь мне посмотреть? – догнал его вопрос девушки.

Поколебавшись пару секунд, он все-таки отозвался:

– Хорошо. Но не подходи ближе чем на дюжину ярдов.

Следуя за магом, Исилвен добралась до крохотной полянки и остановилась за деревьями, помня о предупреждении. Финеас вышел в центр, осматриваясь. Видно было, что временами его пробирает дрожь, но сам он ее как будто не замечал. Из-за пояса он достал два ножа и веревку. Первый нож вонзил в холодную, застывающую уже почву, веревку привязал к рукояти и, закрепив другой ее конец на втором лезвии, начертил с его помощью ровный круг. Затем вырвал оружие из земли и откинул за пределы черты.

Три восковые свечи, прятавшиеся в поясной сумке, были извлечены и установлены по нанесенным границам. Запалив их от походного огнива, Финеас отстегнул пояс и вместе со всем содержимым тоже выбросил за линию.

Темнота окутывала поляну, и только слабые огоньки свечей сдерживали ее наступающее полновластие. Маг опустился на колени в центре круга, положив перед собой чародейский посох. Долгое время он сидел так, со скрещенными на посохе ладонями и закрытыми глазами, затем над тишиной леса поплыли тягучие слова древнего заклинания, произносимые нараспев. Исилвен замерла, не дыша. Язык был ей не знаком. Не всеобщий, но и не одно из тех наречий, которые ей довелось слышать на Альтерре. Густой, бархатистый голос мага выводил стародавний речитатив, и даже Перворожденная ощущала заключенный в нем зов. Он несся в бусое, укрытое тучами небо, в смолистую черноту лесной чащобы, в уголь сгущающегося мрака.

Человек звал Ночь.

Царицу тьмы, Мать богов и Владетельницу звезд. Предшествующую свету. Окутывающую тайны. Туманящую рассудок. Пробуждающую нутро.

Он звал ее – сын, жаждущий возвращения домой, раб, склоняющий колена перед госпожой, жених, входящий в опочивальню невесты, храбрец, осмелившийся ухватить богиню за подол. Все громче и протяжней, все яростней и смиренней в один и тот же миг. Звал отчаянно, как в последний раз. Звал, предлагая себя взамен.