Они спустились вниз по ступенькам к набережной, к самому её краю, ограда отсутствовала, облокотиться не обо что, поэтому пошли дальше вдоль реки; слева на них светило неспешно заходящее Солнце. Сказать по правде, Аркадий не ожидал такой откровенности, ему самому вдруг захотелось рассказать что-нибудь личное, описать какое-нибудь сильное и грустное переживание, которое он испытал в прошлом, но кроме смерти матери не мог вспомнить ничего подобного, однако это было бы слишком. От реки веяло прохладой и сыростью, однако под ногами чувствовалось тепло нагретой Солнцем тротуарной плитки; Маша плотнее натянула кофточку.

– Почему примолк, кавалер? Не ожидал, что у такой девушки, как я, могут быть скелеты в шкафу?

– Какие это скелеты? Это печально, а не страшно. Мне просто взгрустнулось о своём.

– О чём? – спросила она, глядя совершенно в сторону.

– Это очень личное.

Беседа на мгновение вышла из-под контроля.

– Знаешь, а это ведь обидно.

– Это о смерти моей матери, – резко и очень вовремя перебил Аркадий.

– Тогда извини, это, конечно, не идёт ни в какое сравнение. Странные мы с тобой. Интересно, о чём на первом свидании говорят нормальные люди?

Оба вновь замолчали и несколько минут шли в тишине. Потом Маша украдкой взглянула на своего спутника снизу вверх, но ничего не спросила и правильно сделала, у него созрела очередная тема для разговора.

– Может, расскажешь, чем сейчас занимаешься?

– Учусь, – кокетливо ответила девушка, и более ни слова.

– А на каком курсе?

– Окончила второй.

– А где?

– В Англии.

– Так вот откуда нелюбовь к английским тёткам!

– Надо же, запомнил. И оттуда тоже. Я в первые два месяца вообще была в шоке. Ты знаешь, какие англичанки страшные?

– А русских страшных не бывает?

– Нет, я понимаю, что все разные, но поверь мне, в основной своей массе мы гораздо красивей этих образин, – как и любой женщине, ей было чрезвычайно приятно чувствовать себя красивой на фоне других.

Счастье молодости – от недавней неловкости не осталось и следа.

– На кого ты там учишься?

– Хочу быть юристом.

– Надо же, как мой дед, удивила. Давай присядем.

– И правда, ноги уже устали, – они сели на ближайшую лавочку ажурной ковки, выкрашенную коричневой краской. На раскинувшийся перед ними живописный пейзаж мерно текущей реки на фоне вечернего города молодые люди внимания не обращали, смотрели то друг на друга, то себе под ноги. – Почему тебя это удивило?

– Не знаю. Я думал, ты учишься на журналиста или на худой конец дизайнера, какого-нибудь творческого ремесленника, а ты так всерьёз взялась за своё образование.

– Какого же ты низкого обо мне мнения.

– Почему? Весьма престижные профессии.

– А ещё простые и безответственные, потому туда лезет столько всякой дряни.

– Зачем так зло? Каждый зарабатывает, как умеет.

– А кто не умеет, идёт в журналисты и дизайнеры, а ещё в шоу-бизнес, – Маше очень понравилась верность этой мысли, а ещё то, как она её обыграла. – Так твой дед тоже юрист?

– Ещё какой! Всю жизнь на это положил.

– В каком смысле?

– Самом прямом. Он 30 лет прослужил в прокуратуре, был очень уважаемым сотрудником.

– То есть он уже умер?

– Бог с тобой! Живёт и здравствует.

– Тогда почему ты говорил о нём в прошедшем времени.

– Вышел на пенсию, всё бросил. Ему навязчиво предлагали преподавать, а он не стал и слушать. Так отец рассказывал.

– Может, познакомишь?

– Для тебя он староват.

– Очень остроумно.

– Нет, я серьёзно, зачем?

– Не знаю. Хочу пообщаться с человеком, который разбирается в нашей правовой системе.

– Ты сама скоро будешь в ней разбираться.

– Нет, не буду. У нас нормативное право, в Англии – прецедентное, это небо и земля. Если я захочу работать здесь, мне придётся переучиваться.

– Тогда вполне логичный вопрос: зачем ты учишься там?

– Я же сказала «если». Мне там больше нравится, там спокойней, комфортней, заведения чище и публика благообразней. В Англии я завела новых друзей, не закадычных, в душу друг другу не лезем, но если что, мне кажется, они помогут гораздо охотнее, чем самые близкие здесь.

– Да, я тоже это заметил, так они утверждают свою значимость.

– Хотя и Россию не хочется навсегда покидать. В общем я ещё не решила.

– Ничего, время у тебя ещё есть.

– Есть и это радует, – она на секунду задумалась. – Я уже проголодалась.

– А я придумал, куда мы пойдём. Думаю, тебе понравится.

– Если бы я не была на машине, ты бы на чём меня повёз? На метро?

– Нет, вызвал бы такси.

И они направились к выходу, но не тем путём, что пришли, а пройдя дальше по набережной и поднявшись по ступенькам с другой стороны.

– Коварные эти вечера, – разболталась Маша. – Сначала тепло, потом резко холодает.

– Ничего, сейчас согреемся.

– Единственное, радует, что нет комаров, хотя я уже и забыла, когда в последний раз их видела. Ой нет, стой, вру. В Англии прошлой осенью мы с друзьями на выходных зачем-то поехали загород к берегу реки, и там они нас слегка подъедали, вежливо, сдержанно, по-английски, а не как у нас в Сибири.

– Почему именно Англия?

– В основном из-за языка. Сейчас английский не знает только ленивый.

– А Америка?

– И она рассматривалась, но, во-первых, далеко, во-вторых, брезгливо, к тому же Европа, имею в виду Западную Европу, сам знаешь, – место совершенно исключительное. Там традиции, там свобода, комфорт, дружелюбие без желания кому-то что-то доказать.

– Мне кажется, ты ошибаешься.

– Разве что отчасти. Они не пытаются укрепить гордость за свою нацию за счёт других народов, по крайней мере, не так явно и открыто как американцы, и местами мы.

– Пожалуй, но во Франции я несколько раз сталкивался с пренебрежением к себе именно потому, что я русский, причём со стороны людей среднего возраста, ни старики, ни молодёжь себе такого не позволяли.

– Грустно. А вот я с таким отношением никогда не сталкивалась, даже учитывая мнимую чопорность англичан, которые, на самом деле, совсем другие.

– Это потому, что ты миленькая.

– Ой спасибо, какой приятный комплимент! А если серьёзно, я была удивлена, как хорошо ко мне отнеслись, поскольку очень трудно схожусь с людьми.

– Со мной ты пока ладишь неплохо.

– Ты скажи спасибо, что я вообще согласилась с тобой куда-то пойти.

– Теперь я начинаю догадываться, почему ты тяжело сходишься с людьми, ты слишком откровенная, но не глупая, сначала говоришь лишнее, а потом досадуешь на себя и на тех, перед кем разоткровенничалась. И раз уж на то пошло, почему ты согласилась со мной встретиться? – Аркадий чувствовал, что она в его руках.