святого, кустистыми бровями и жиденькой бородкой, но с неожиданно живыми проницательными глазами – боярин Телятевский.

 И белобрысый коренастый коротышка со стриженной бородой и симпатичной нордической мордой, точь-в-точь чистокровный шваб или свей – боярин Берсень-Беклемишев.

Все при полном параде, то бишь в роскошных шубах, горлатных шапках и при посохах. И лицом не такие презрительные, как были на большом приеме.

Как я понял, все из молодых соратников Ивана, потому что вряд ли кому из них было больше сорока пяти.

Ну и Ховрин, который уже успел мне примелькаться. А также свора чинов поменьше, разных там дьяков во главе с Курицыным.

Интересно девки пляшут... Судя по торжественно-загадочному виду Ховрина, ясно что меня сейчас будут благодарить. А стальные для количества? Или просекли, что я сейчас в немыслимом фаворе у великого князя и решили, так сказать, срочно подружиться? А может Иван прислал своих самых доверенных и верных людишек на данный момент, для какого-то важного дела? Тут с наскока не угадаешь, всяко разно может быть. Ладно, посмотрим.

Пришлось скидывать домашний халат, облачаться в условно-парадную форму одежды и принимать гостей в трапезной. В кабинет они просто все не вместились. И вообще, черт бы их подрал. Мне, простите, на нужник присесть стоит воистину титанических трудов, не хожу, а ползаю, руки и ноги трусятся как у малахольного, а тут еще посетителей принимать. Сапоги надеть просто не смог из-за распоротой икры, поэтому так и остался в домашних туфлях дареных мне еще в Холмогорах. Но при берете, естественно. Заодно приказал Себастьяну срочно собирать все для сервировки стола. Не исключено, что придется угощать гостей.

- К-хы, г-хы... – Ховрин гулко откашлялся и ловким отработанным движением развернул пергаментный свиток с болтающейся на витой золотой веревочке большущей печатью.

Остальные бояре выстроились за ним с торжественными мордами.

- Божьей милостью Великий князь всея Руси Иван III Васильевич... – подвывающим речитативом начал зачитывать боярин.

В общем, если пропустить множества витиеватых благодарностей, Иван милостиво даровал мне право находится при нем, с любым оружием на свое усмотрение, хоть бомбарду за собой таскай на веревочке. А также право на свой эскорт из оружных людишек для передвижения по Москве. Числом десять при броне и любом оружье.

Н-да... уж даже не знаю, много это или мало... Но почетно, однозначно. И полезно. Не нашлись бы в трапезной те сабельки, не представляю, чем бы все закончилось. Угодил великокняжеская морда, однозначно.

- Вельми благодарствую за честь великую... – я встал и коротко поклонился боярам. – А теперича, гости дорогие, прошу отведать, что господь послал...

Но это оказалось не все. Помимо жалования, Иван прислал своего портного, армянина Анастаса, «дабы страченное радением за княжеский живот облаченье восполнить». Вместе с ним прибыло все необходимое, ткани, меха, кожи и прочий портняжный припас.

Я чуть не рассмеялся, но виду не показал. Почему бы и нет, давно хочется в русской одежке пощеголять.

Но и на этом раздача «слонов» не закончилась.

Каждый из прибывших бояр высказал свою личную признательность за «радение» и принес дары. И что удивительно, обошлось без всяких меховых «сороков», коими у меня уже вся резиденция забита. Все подарки были дорогими, но чувствовалось, что дарители выбирали их лично, с любовью, чтобы они пригодились, а не пылились в чуланах.

Холмский презентовал великолепного восточного жеребца, очень смахивающего видом на ахалтекинца, только массивней и крепче статью и полный набор лошадиной сбруи отличной кожи с красивым тиснением и украшенной изящными золотыми и серебряными бляшками.

Щеня-Патрикеев – по виду очень старинный узловатый посох с массивным золотым оголовьем в виде головы медведя с раззявленной пастью, глазами из лалов и граненым кованым наконечником на основании, по типу пики.

Оболенский – здоровенную, почерневшую от старости бочку ставленого меда, коей, по его словам, было не менее полусотни лет. И очень красивый кубок к ней, литра на полтора объемом. Золотой, весь в филиграни[96] и финифти[97], с изображениями сцен из Библии.

Телятевский – слегка изогнутый меч восточного типа, с клинком из настоящего цветного узорчатого булата, с выгравированными на нем арабскими письменами, о трех долах, с елманью, с оголовьем на эфесе в виде орлиной головы и красивыми ножнами с золотой инкрустацией. А также парный к нему кривой кинжал.

Но больше всех угодил Берсень-Беклемишев. Помимо боевой плетки-трехвостки с усыпанным камнями золотым оголовьем и вплетенными в кончик стальными гранеными шариками, он подарил мне клетку с золочеными прутьями, в которой на шелковой подушечке мирно дремал небольшой пушистый комочек. Ну как небольшой, размером с полугодовалого котяру. Дымчато-серый, с множеством темных пятнышек на мехе, мохнатый как медвежонок, с кисточками на ушках и мощными толстыми лапками – это был самый настоящий рысенок.

Даже не знаю, что сказать, зверюга-то не домашняя и таковой может никогда не стать, но уж больно по душе пришелся котейка. Я его сразу прозвал Барсиком и решил попробовать воспитать. А там уже видно будет.

Тут уж поневоле пришлось угощать гостей. А вот за столом, как раз выяснилось, что они прибыли не только вручить дары, а по делу. Верней по многим делам. Если сказать на современном языке, для синхронизации позиций на предстоявших больших переговорах.

Речь в первую очередь пошла о Ганзе.

- В ответку заточили ваших купчин? – Я чуть не сказал «наших», но вовремя удержался.

- Так, ­– кивнул Холмский. – И товар у них отобрали. Грозятся закрыть торговлю на веки вечные и других не пущать. Тут что-то надо решать. Вина на них доказанная, но и без ганзейских пока нельзя.

- И не надо сразу рвать все отношения... – после недолгого раздумья ответил я. – Шлите переговорщиков, ганзейских освободить, но домой отпустите их только после того, как возвратят ваших. На время переговоров, введите право абсолютного склада. То бишь, хотят торговать, пусть торгуют, но весь товар без исключения по приезду сдают на склад по вашей