Лицо мальчишки показалось мне знакомым, я наклонился и стал оттирать грязь со щёк. И тогда он приоткрыл глаза.

Это был Хомилль по прозвищу Шило, младший брат Лимона. Командира спецотряда моей гвардии.

Нолу уже была рядом, кто-то из пандейцев приволок санитарный мешок. Нолу стремительно воткнула Хомиллю иглу в подключичку, кого-то поставила держать пузырь с искусственной кровью, сама разрезала и убрала мешающую одежду, пенящейся салфеткой смыла кровь…

Вся грудь и верхняя часть живота были посечены осколками, в основном мелкими, но и тех трёх крупных, что оставили заметные раны, было достаточно, чтобы сказать: всё. Чудо, что ещё жив. Одна рана была в проекции печени, и из неё вытекала чёрная кровь. Ещё две раны, повыше этой, пузырились бледной пеной. Я посмотрел на Нолу, она посмотрела на меня. Даже окажись мы сейчас в лучшей университетской или военмедовской клинике, вряд ли можно было что-то сделать. Нолу запечатала пенящиеся раны хирургической плёнкой, но рана печени…

– Пропустите, – сказал шаман.

Я посторонился. Шаман приблизился, наклонился над раненым. Потом отодвинулся, уступая место Зораху. Мне показалось, что он не просто так положил ему руку на плечо…

– Делай.

Зорах кивнул.

Он встал на колени рядом с Хомиллем, положил руки рядом с кровоточащей раной. Немого сжал. Потом оглянулся:

– Отойдите немного… на шаг…

Я отступил. Нолу, поколебавшись – тоже. Остался солдат-санитар, держащий пузырь с прозрачной искусственной кровью.

Зорах глубоко вдохнул и протяжно выдохнул. Потом замер. От рук его исходила какая-то невидимая дрожь. Мне показалось, что кожа мальчишки вокруг ладоней Зораха меняет цвет… или не цвет?… начинает светиться изнутри?… В общем, что-то происходило, чего я не мог понять. Нолу нащупала мою руку, схватила и сжала с нечеловеческой силой. Творилось ведьмовство свыше её возможностей. Зорах медленно погружал руки в тело Хомилля. Потом сдавил что-то внутри. Я видел, как чёрный осколок размером с монету вылез из раны вместе со сгустком крови. Шаман наклонился и забрал осколок. Сгусток соскользнул на землю, как слизень, оставляя розовую полоску следа. Зорах сделал руками ещё какое-то движение – очень короткое и резкое, будто что-то вправлял, – потом медленно расслабил кисти. Теперь я смотрел только на его руки – они были почти чёрные. Он снова вдохнул – глубоко, судорожно, – будто всё это время не дышал. А может, и не дышал… Шаман помог ему встать.

– Лёгкие потом… попозже… – сказал Зорах.

Шаман, обняв его за плечи, увёл в пещеру. Все молчали.

У солдата, держащего пузырь с кровью, дёргалось веко. Я шагнул, здоровой рукой забрал пузырь. Солдат сел на землю и начал тереть лицо.

Нолу отпустила мою руку. Поднесла свою к глазам и стала осматривать со всех сторон.

– Что? – спросил я.

– Судорога, – сказала она. – Извини.

– Ничего. Как там Чаки?

– Я дала ему бром. Спит. Надо закончить здесь.

Она опустилась на то место, где стоял Зорах, и принялась обрабатывать оставшиеся раны. Потом вдвоём с оклемавшимся санитаром мальчишку приподняли и обмотали бинтами. Кровь в пузыре заканчивалась, я спросил: ещё? Нолу подержала пальцы на пульсе и сказала: пока хватит. Это было хорошо, потому что мне тоже стоило бы прилечь…

Шаман делал какие-то пассы над Зорахом – наверное, восстанавливал его силы.

В пещере уже разожгли костёр. Взрывом той единственной гранаты, которая влетела внутрь, вышибло несколько камней в самом дальнем конце пещеры. Туда теперь винтом уходил дым. Хомилля положили к огню, накрыли зеркальными одеялами. По другую сторону костра готовили место для наших – раненого в плечо пандейского капрала и контуженного Чака.

Подошёл Эхи.

– Командир, – сказал он мне, – я хочет посмотреть наверху. Возможно-вероятно, там все ушли. Хорошо?

Я поискал взглядом фрунт-майора. Он разговаривал с шаманом и Зорахом. Зорах уже снова был на ногах.

– Попросите у майора одного бойца. Не ходите в одиночку.

Эхи кивнул и ушёл.

Я вдруг понял, что сейчас упаду.

– Нолу, – позвал я и стал шарить вокруг руками. Было темно, и темноту наполняли призраки. – Дай что-нибудь…

Я очнулся от пронзительного холода. Холод вливался тугой струёй в вену, распространялся по груди, тёк вдоль позвоночника вверх в шею и дальше в мозг, и я вдруг стал ощущать свой мозг как что-то вещественное и тугое. Глаза распахнулись сами. Нолу нависала надо мной, как настоящая ведьма. У неё были страшные бело-голубые глаза с чёрно-фиолетовыми кругами. Я улыбнулся.

– Ожил?

– Ты скажи.

– Посмотрим, как будешь себя вести. Есть хочешь?

Я прислушался.

– Пока нет. А что, уже время?

– Вообще-то вечер.

– Ничего себе…

– Лежи-лежи. Вскакивать не обязательно. Новости тебе сообщат.

– А есть новости?

– Как не быть. Главная такая: наверху никого нет. Все ушли. Разведка смоталась до «Птички» – там тоже пусто.

– Так, – сказал я. – А не главная?

– Хомилль очнулся. Жаждет общения. Но пока ещё рано, слаб.

– Что с ним Зорах делал?

– Я не поняла. Но это высшее мастерство. Так активизировать плоть… я думала, это легенды. В старых книгах об этом писали, но чтобы своими глазами увидеть… до сих пор не верится.

– А куда все делись? – вдруг сообразил я. Вокруг было пусто и тихо.

– Шпресс принял решение продолжить экспедицию, – сказала Рыба и ухмыльнулась половиной рта. – Пандейцы данное решение поддержали. Так что – добро пожаловать в штат, господин начальник охраны…

– То есть моего согласия не требуется?

– Не-а, – помотала она головой. – Всё уже решено. Привыкай.

Князь по обыкновению врал направо и налево, что граната попала мне в голову, но отрикошетила и обвалила дальнюю стену пещеры. Ну, не знаю. На затылке действительно была шишка размером с полкулака, Рыба её вскрыла и выпустила дурную кровь. Сразу стало легко. Я ходил с повязкой на голове и веселился по любому поводу. Рыба говорила, что я такой весёлый дурак потому, что сотрясение мозга, но это скоро пройдёт, поскольку мозг у меня меньше, чем в среднем по больнице, а череп толще.

И ещё они с Князем очень мило стеснялись. Они понимали, что все всё видят, но ничего не могли с собой поделать. И если кто-то из них на полминуты отходил от другого, то этот другой тут же начинал непроизвольно озираться, а потом бежал искать.

А я всё больше времени проводил в госпитале, с Хомиллем и остальными. Хомилль сначала просто лежал и пытался что-то говорить, но говорить ему было трудновато – слова три подряд, и тянет кашлять, а кашлять ему ещё нельзя, хотя и нужно. Каждый день Рыба выкачивала ему из лёгких жидкость. Потом она решила, что так она его не вылечит, собрала дыхательную помпу – это пять таких шарнирных рычагов с присосками на концах, поднимают и опускают грудную клетку и живот, и воздух входит и выходит, как из кузнечных мехов, – и стала колоть его сильными снотворными и той дрянью, которая расслабляет мышцы, чтобы он лежал неподвижно; два раза в сутки аппарат останавливали, Шило перекладывали, обтирали, кормили с ложечки (он не просыпался), снова укладывали и подсоединяли аппарат.