Волокно за волокном.

Кричали чайки.

Ему казалось, что он слышит, как волокна растения постепенно уступают натиску острия, издавая тихие мелодичные звуки рвущихся струн.

Лиана поддалась.

И тогда одна крупная капля пота оторвалась от переносицы Странника и полетела вниз, на балки, разбрызгавшись на скользком дереве и сдвинув миниатюрную волну воздуха.

Щупальца выстрелили с хрустом раскрученных цепей.

Время рванулось вперед и затормозило, утонув в водопаде гиперадреналина, который наполнил его вены.

Очень много вещей произошло одновременно.

Он бросил нож за спину, ударил ладонями в бревна, подбрасывая тело в воздух и ухватив моряка за пояс, стараясь при этом не вырвать ему внутренности.

Ворон пал с неба с карканьем, растянутым в мычание трансформатора.

Отростки прорезали воздух тысячью черных лезвий, колеблясь, словно водоросли в приливе.

Какой-то темный вращающийся предмет пролетел совсем рядом с головой Странника и с грохотом воткнулся в балки помоста, прибивая к ним летящие лианы.

Оба, Драккайнен и моряк, повалились на спину на траву и камни.

Он услышал крики нескольких человек и внезапно с удивлением понял, что слышит понятные слова и что время течет нормально. Свет казался ему удивительно ярким, звуки – ненормально резкими.

Он сел в траве.

Один из прибывших, жилистый моряк с красными волосами, резал штаны сотоварища и пытался остановить повязкой кровь.

– Кости целы. Ходить сумеешь, – заявил.

– Я думал, мой кум сбежал.

– Он побежал за нами. Мы бы тебя вытянули.

– Нет, – коротко ответил моряк. – Вы бы туда даже не вошли. Оно порезало бы вас в клочья. Это сей муж меня спас.

– Как он это сделал? – спросил огромный тип без рубахи и с татуированным черепом.

– Осторожно, – ответил Драккайнен и встал, ища нож. – Зачем ты туда полез?

– Никто, у кого есть хоть капля ума, не разговаривает таким тоном с Атлейфом Кремневым Конем, стирсманом Людей Огня!

– Никто рассудительный не станет обижаться на рассудительное замечание, Грунф, – ответил юноша. – Я пошел, потому что услышал крик страдающих людей. Я не любил дядюшку, но жизнь бы отдал за Хродин, мою тетку. Думаю также, что даже такой козел, как Скифанар, не должен так страдать. Никто не должен.

– Я тоже их слышал, – сказал Драккайнен. – Но мне пришло в голову, что люди не могут жить без еды и воды, мучимые несколько лет.

– А то, что ветки обычно не двигаются, не пришло тебе в голову?

Драккайнен нашел нож и спрятал его в ножны.

– Сожжем это, – сказал рыжий моряк, обвязывая приятелю лодыжку. – Будешь хромать, опираясь на костыль, как дед… Сожжем весь двор.

– Думаю, оно не захочет гореть, – заметил Вуко с сомнением. – Оно как железо.

– Мы это так не оставим, – заявил Атлейф, пытаясь подняться.

– Тут дело не только в твоей тетке, – отозвался молчавший до тех пор старший моряк с постриженной оранжевой бородой и связанными на затылке волосами. – Страндлинги станут делать вид, что здесь ничего нет, в лучшем случае – брать деньги за то, чтобы показывать это любопытным. Если это растение, оно может разрастись. Был у меня когда-то жгучий куст в саду. Забыл я о нем и пошел в море. Через год пришлось выжигать все, потому что заросло до роста взрослого мужа. Но этот человек прав. Это может не захотеть гореть. Это семя песни богов.

– Принесите сюда несколько якорей, – посоветовал Драккайнен. – Железную перекладину, много цепей и четверную запряжку волов.

– А кто ты таков, чтобы нам советовать?

– Тот, кто спас жизнь другому человеку, хотя не должен был, – заметил молодой Атлейф.

– Когда умный муж советует, лишь глупец не слушает, – поддержал его оранжевобородый. – Попытаемся сделать, как он сказал, – поджечь можно всегда. Я – Грунальди Последнее Слово. Как тебя зовут?

– Ульф Нитй’сефни, Ночной Странник.

– Ходить лучше днем. Ты чужеземец?

– Издалека. Ищу моих земляков, исчезнувших пару лет назад.

– Однако зовешься ты – по-нашему.

– Называюсь по-своему. Говорю, как бы это звучало на вашем языке.

Молодой моряк подошел, хромая, с вытянутой ладонью и поприветствовал Драккайнена так, как здесь было принято: сжимая бицепс и хватая второй рукой за загривок.

– Ты спас мою жизнь. По-моему, это значит, что ты – хороший человек, Странствующий Ночью. Я – Атлейф Кремневый Конь.

Привели волов, принесли якорь, цепи, даже какую-то драгу для вырывания водорослей. Вокруг уже собрались десятка два зевак.

– Из того не выйдет ничего хорошего, – кричал кто-то.

– Нужно все крюки бросить одновременно – и сразу погонять волов, – сказал Драккайнен. – Я видел, насколько быстры эти отростки. Порежут цепи и железо раньше, чем вы оглянуться успеете.

– А я бы все поджег, – предложил Грунальди. – Взял бы с корабля две бочки горючего для катапульты. Может, это их, по крайней мере, ослабит.

– А как подожжешь?

– Ты не видал «драконьего масла»? Оно само загорится на воздухе.

Отростки схватили бочонки, едва те полетели, один – еще в воздухе. Доски моментально треснули, расплескивая вокруг грязно-желтую мутную жидкость, которая тут же начала дымиться, а через несколько секунд взорвалась ревущим, коптящим, густым черным дымом и пламенем, что встало под самую крышу.

Двор взорвался воплями мучаемых внутри людей.

Отростки начали скручиваться и бить воздух, волоча за собой ревущие веера огня, но было не понять, насколько это им вредит.

– Якоря! Сейчас! – заорал Атлейф.

Крюки полетели, волоча за собой цепи, и упали в клубок вьющихся отростков.

– Погодите, пока они натянутся, – закричал Драккайнен. – И тогда погоняйте волов!

Волы напоминали скорее мастодонто-буйволов, скрещенных с носорогами, но выглядели мощно, как подвижные горы жилистых мышц, пульсирующих под бронзовой шкурой.

Странник глядел, как мощные тройные копыта погружаются в траву, как из ноздрей животных вырывается пар. Запряжка двинулась.

Медленно, метр за метром, отростки натянулись, звенья цепей начали трещать.

– Вперед! Вперед! Хоооо! – надрывались погонщики, охаживая зверей кнутами.

Один из стеблей, растянувшийся до предела, внезапно лопнул и мелькнул в воздухе. Зеваки упали на землю.

Очередные отростки стеганули в натянутую цепь и закрутились вокруг звеньев. Потом следующие и следующие: вскоре уже все отростки, сколько их видел глаз, держались за крюки. Запряжка встала. Волы продолжали тянуть. Копыта вбивались в землю, с морд и боков падала пена, но черный плющ не давал себя вырвать.