Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, занятная вещица, как сказал бы Дункан.
Саймон посмотрел на лоскут ткани в своих руках, затем перевел взгляд на бледно-розовую царапину на коже Арианы.
— Нет, не буду ее сегодня перевязывать, — решил он. — Даже такая нежная ткань может оказаться грубой для заживающей раны.
Голос Саймона, о чем бы он ни говорил, оставался тихим и мягким. Еще выхаживая Доминика, он понял, что спокойный негромкий голос проникает в сознание больного и ускоряет его выздоровление.
Да и самому целителю тоже не мешало бы успокоиться.
* * *
Сознание медленно возвращалось к Ариане. И первое, что она почувствовала, пробуждаясь от долгого сна, были чьи-то сильные руки, осторожно приподнимающие ее. Прикосновение было нежным и согревающим, как ткань, обвившаяся вокруг ее руки.
Ариана вдруг поняла, что это было ее свадебное платье. И что на своей груди она чувствовала теплое дыхание Саймона.
Волна удовольствия охватила ее тело. На миг ей показалось, что именно он явился к ней в волшебном мерцающем сне.
«Нет, это невозможно. Глупо даже думать об этом! Я лежала без сознания, беспомощная, погруженная в целительный сон.
А уж мне ли не знать, как мужчина обращается с беззащитной женщиной!
До сих пор я вижу это в своих ночных воспоминаниях».
Эта отрезвляющая мысль обдала ее холодом — волшебное ощущение, которого она никогда прежде не знала, растаяло, как дым. Нет, пожалуй, оно было ей все же знакомо — она уже раз испытала это наслаждение в объятиях Саймона и в его волшебном чувственном поцелуе.
«Я целовала его.
А он — меня.
Неужели все это было на самом деле?»
Пламя обожгло ее и пробежало вниз от груди к бедрам. Испуганная, она тщетно пыталась разобраться в своих ощущениях. Матерь Божья, да что с ней происходит?
Натягивая платье на жену, Саймон старался не смотреть на ее опьяняюще прекрасное тело. И изо всех сил отводил взгляд от матовых белоснежных грудей, на вершинах которых выросли тугие розовые бутоны от случайного прикосновения его щеки.
Их соблазнительный вкус и аромат он тоже старался не вспоминать.
С мрачной сосредоточенностью Саймон расправил непокорную ткань на бедрах Арианы и принялся зашнуровывать лиф ее платья. Но как только он попытался ухватиться за серебряные тесемки, они стали неуловимыми, как ртуть. Никак ему не удавалось их удержать, не то что продеть в маленькие вышитые отверстия, которые протянулись по корсажу от бедер до мягкого выреза горловины.
— Вот проклятые завязки! — вскипел Саймон. — Хватит упрямиться! Я должен ее одеть, как бы прекрасна ни была, ее грудь.
Серебряная тесемка легко выскользнула из его крепко сжатых пальцев и сползла к бедрам Арианы, на мгновение задержавшись на треугольнике густых завитков, проглядывающем из складок платья. И прежде чем Саймон успел поймать кончик шнуровки, она скрылась между ног Арианы, блеснув, как серебряный ручеек.
Почувствовав, что пальцы Саймона шарят у нее между бедрами, Ариана стремительно выпрямилась — мрачное видение вновь вернулось к ней, будто никогда и не покидало.
— Нет! — хрипло выкрикнула она, вцепившись в запястье Саймона. — Остановись! Только бессердечное животное может так воспользоваться беспомощностью женщины!
Саймон резко вскинул голову — безумные, широко распахнутые дымчатые глаза уставились на него в упор. Но не на них он смотрел — он видел только всепоглощающий ужас на лице Арианы. И отвращение.
«И чего, спрашивается, я ожидал — чуда? — подумал он с насмешливой горечью. — Она такая же, какой была прежде. Холодна как лед».
— С пробуждением вас, моя дражайшая супруга, — язвительно произнес Саймон. — Надеюсь, девять дней беспробудного сна вас освежили?
При звуке его бесстрастного холодного голоса Ариану будто окатили ушатом ледяной колодезной воды. Она прерывисто вздохнула и взглянула на Саймона отрешенным взглядом, в котором застыл страх.
— Если ты соблаговолишь убрать свои острые коготки, — продолжал он, — я смогу наконец тебя одеть. Или, может быть, ты хочешь, чтобы я оставался в твоем теплом гнездышке?
Сказав это, Саймон прижал руку к теплому холмику и слегка погладил нежные лепестки, каждый изгиб которых он прошлой ночью изучил губами и омыл поцелуями.
«Да не приснилось ли мне все это?
Скорее всего так оно и было — во сне».
Ариана задохнулась от противоречивых ощущений, охвативших ее. Первым, без сомнения, был откровенный страх. Вторым — столь же сильное удовольствие.
И это испугало ее еще больше.
— Прошу тебя, не надо, — произнесла она срывающимся шепотом. — Я этого не вынесу.
Отвращение к самому себе стиснуло горло Саймона. Он быстро отдернул руку от мягкого ущелья.
— Тогда, сударыня, будьте столь любезны и сами отыщите шнурок от вашего платья, — бросил Саймон сквозь зубы.
Ариана метнула на него безумный, испуганный взгляд.
— Вы понимаете, о чем я говорю? — спросил он. — Я как раз собирался зашнуровать вас, но эта чертова тесемка, как угорь, выскользнула у меня из рук.
Ариана быстро оглядела свою одежду и застыла от ужаса — лиф ее платья был распахнут до самых бедер, а складки аметистового платья, обвивавшие тело, обнажали больше, чем скрывали.
— Моя рубашка… — Голос ее замер.
Саймон молчал, выжидая, что она скажет дальше.
Облизнув пересохшие губы, Ариана вновь попыталась заговорить.
— На мне же ничего нет, кроме платья, — произнесла она внезапно севшим голосом.
— Боюсь, что это именно так.
«Но, черт возьми, меня гораздо больше волнует другое: как может девушка, чье тело будто создано для любовного наслаждения, питать отвращение к самой страсти?
Или, может быть, несмотря на все ее протесты, ей противен я, а не страсть?
Да, скорее всего это так. Холодная женщина не стала бы так отвечать на мои ласки.
Это был сон.
Сон — и ничего более».
Ариана вспыхнула до корней волос при взгляде на собственную наготу.
— Я всегда надевала…
У нее запершило в горле, и она вновь облизнула губы.
При виде ее розового язычка Саймон почувствовал себя так, будто ее губы прикоснулись к его ноющей плоти.
— Разрази меня гром! — свирепо прохрипел он сквозь зубы.
Вскочив на ноги, он налил в чашу воду из стоящего на сундуке кувшина и вновь шагнул к кровати.
— Выпей это, — сказал он. — Если будешь облизывать губы, они потрескаются и будут болеть.
Ариана потянулась было к нему, чтобы взять чашу. Увидев, как дрожат ее пальцы, Саймон отвел ее руки.