«Могу ли я положиться на себя и подарить ей сокровенные ласки, не пытаясь овладеть ею?

Боже милосердный, неужели это возможно?»

Саймон зажмурился и, собрав всю свою волю, застыл без движения, ибо не был уверен, что произойдет с ним в следующее мгновение — склонится ли он еще ниже к Ариане или отпрянет от ее соблазнительной красоты.

И, если он приблизится к ней, неизвестно, где закончатся его целительные прикосновения и начнутся любовные ласки.

— Ночная пташка, — хрипло пробормотал он, — если бы только ты проснулась!

Ариана издала тихое беспокойное восклицание, ее тело напряглось, как сжатая пружина. Ее ноги слабо задвигались, будто она пыталась догнать кого-то или что-то и вдруг оступилась и стала увязать в зыбкой трясине. Она повела рукой и коснулась бедра Саймона.

Как только Ариана убедилась, что Саймон рядом, она вновь успокоилась и облегченно вздохнула. Ее рука расслабилась и легко скользнула по его бедру на постель, продолжая слегка касаться его ладонью.

Движение ее было неслучайным: когда Саймон попытался отодвинуться от нее, рука Арианы вновь тихо зашарила по покрывалу. Она искала его — в этом он не мог ошибиться, — как если бы его присутствие вселяло в нее уверенность и успокаивало ее душу.

И тело, объятое желанием.

— Скажи мне, соловушка, прав ли я был, когда женился на тебе? — шепнул Саймон. — Не ошибся ли я, думая, что ты смотрела на меня с меньшим отвращением, чем на других мужчин?

Ответа не было, только нежные пальчики ласково прижались к его бедру.

— Ты и вправду желала меня или мне это только казалось? — промолвил он, снова склоняясь к Ариане. — В твоих поцелуях была страсть или холодная обдуманная игра? Когда ты впервые увидела меня, твои волшебные глаза широко распахнулись от удивления, — продолжал Саймон. — Я помню это так ясно, словно это случилось вчера. Когда это было — месяц назад или раньше? Клянусь всеми святыми, мне кажется, что с того дня прошла целая вечность. Ты была помолвлена с другим — я не смел даже поднять на тебя глаза.

Он осторожно провел ладонью по изгибу ее бедра, продолжая втирать бальзам в каждую клеточку ее тела.

— В лучах заходящего солнца твои глаза вспыхнули аметистовым огнем, — прошептал он. — А твои губы… Боже милосердный, одного взгляда на их коралловые лепестки мне было довольно, чтобы пламя страсти вспыхнуло в моей крови.

При воспоминании об этом по телу Саймона пробежала дрожь. Он склонился к Ариане и стал осыпать легкими поцелуями ее грудь, шелковистый живот вокруг затемненной ямки.

— Я не желал так ни одну женщину, — тихо произнес он. — Никогда меня не сжигало такое яростное пламя.

Теплое дыхание Саймона согревало кожу Арианы, пока он продолжал втирать в нее бальзам — целитель и любовник одновременно.

— Я видел, как ты трепетала, стоило мне лишь приблизиться к тебе. Может быть, это был страх — я не знаю. Но, незаметно наблюдая за тобой, когда ты думала, что я тебя не вижу, я замечал, что ты смотришь на меня своими загадочными дымчатыми глазами.

Его рука скользнула вниз по ее телу, пока не наткнулась на теплые густые завитки между ее ног. Легким, как вздох, движением он погладил соблазнительный холмик, чье тепло, казалось, ждало его прикосновений. Ариана издала приглушенный звук, который напоминал и стон, и вздох.

И она не отшатнулась, а лишь теснее прижалась к его руке.

Дыхание Саймона со стоном вырвалось из груди. Он почувствовал неодолимое желание разбудить Ариану, овладеть ею в отчаянном порыве, увидеть, как в ее аметистовых глазах разгорается пламя страсти, пока его меч погружается в ее глубокие ножны. Он хотел этого так, будто стремился к этому всю свою жизнь.

Саймон еще раз окунул пальцы в бальзам. С величайшей осторожностью он начал втирать густую мазь в живот и бедра Арианы. Изящные ноги изогнулись еще больше, так что ее бедра чуть-чуть приподнялись.

Этого было довольно, чтобы кончики пальцев Саймона скользнули по ее сокровенной плоти, вспыхнувшей от желания. Ариана тихо охнула от наслаждения и томно раскрылась навстречу его ласкам.

Саймон со всей нежностью коснулся знойного мягкого ущелья. Он почувствовал, что ее тело лучится наслаждением, которое слышалось в ее хриплом прерывистом вздохе.

— Что видится тебе в твоем волшебном сне, соловушка? — тихо спросил Саймон. — Желаешь ли ты меня теперь так же, как я возжелал тебя с первой минуты, как увидел?

Он нежно погладил упругие лепестки. Ее бедра мягко выгнулись, как бы прося о большем.

Саймон отдернул руки. Ариана что-то жалобно пробормотала и стала как в лихорадке водить головой из стороны в сторону, что красноречиво говорило о ее возбуждении, которое она ощущала в своем зачарованном целительном сне.

Да, об этом и говорила Кассандра: «Ариана будет крепко спать, но чувства ее будут бодрствовать. Как и у тебя, наяву».

— Что ты чувствуешь сейчас, ночная пташка? — хрипло спросил Саймон. — Отвращение?

Его пальцы пробежали по внутренней стороне ее бедра. Она изогнулась, будто плыла навстречу ему сквозь толщу воды. Каждое ее движение было медленным, что было так не похоже на ее обычную живость. И в каждом ее движении, как в зеркале, отражался ее чувственный сон.

— Нет, тобой движет не отвращение, — прошептал Саймон. — Возможно ли, что ты чувствуешь тот же страстный огонь, что и я? И знаешь ли ты, что именно я ласкаю тебя?

Его пальцы нежно погладили атласные лепестки, которые больше уже не были сложены в тугой бутон — теперь они были горячие, набухшие от желания и источали ароматные слезы.

Саймон шумно втянул воздух в легкие, как будто почувствовав невыносимую боль.

— Я мог бы исследовать ласковую глубину твоего тела, — промолвил он. — Но я не уверен, что мне будет довольно прикоснуться к тугой завесе твоей невинности. Больше всего я бы хотел погружаться в тебя глубже и глубже, пока мой меч полностью не войдет в твои ножны.

Зажмурив глаза, Саймон молча боролся с охватившим его приступом страсти, сотрясавшим все его существо.

— Может быть, ты тоже хочешь увидеть, как мы сольемся в страстном единении, и почувствовать, как с каждым ударом сердца наши тела стремятся еще теснее прижаться друг к другу в любовном объятии?

Ариана не проснулась, чтобы ответить на вопрос Саймона, но ее плоть под его ласками ответила горячей лихорадочной волной.

Ее тепло было совсем не похоже на сухой жар горячки — это было влажное тепло женщины, чья чувственность пробудилась под ласками любовника.

Саймон открыл глаза и увидел, что бедра Арианы тихо вздымались в сладострастном волнении. Ее губы и тугие бутоны ее грудей вспыхнули темно-розовым огнем.

Тяжело, неровно дыша, Саймон неподвижно сидел на постели, борясь с собой и своим желанием, зная только, что он должен немедленно встать и уйти, оставив больную девушку, погруженную в глубокий целительный сон и не имеющую сил сказать ему ни да, ни нет.