Кто-то возился с ключом в замочной скважине.

Я вздрогнул, оторвался от чтения и посмотрел на часы. Семь вечера! Ничего себе! Как же я зачитался! Хороших пять часов работал не разгибаясь.

Я по-детски потер глаза кулаками. Глаза болели, мускулы спины болели, все тело болело. И все же я был доволен. Не до конца, но доволен. В папках про Траделла я нашел вопиющие странности. Теперь есть над чем подумать.

Снова возня с ключом.

Все сотрудники давно ушли, я остался один. Поскольку двери, кроме входной, были открыты, то звуки свободно гуляли через комнаты.

Я вышел в холл и громко спросил:

– Кто там?

– Кто там! А ты кто такой, черт возьми?

– Бен Трумэн.

– Что еще за Бен Трумэн?

– Фрэнни, это вы?

– Ну да. Открой-ка!

Я открыл дверь, и внутрь ввалился очень пьяный Фрэнни Бойл, с которым я утром имел честь познакомиться. Он позвякивал ключами в руке. Рука заметно дрожала.

– Ну ты меня напугал, дружище! Теперь я вспомнил тебя. Нас Кэролайн утром знакомила.

Количество выпитого сказалось на его речи. Теперь он говорил еще «бостоннее», хотя и прежде его акцент был настолько сильный, что сильней вроде бы и быть не может.

– Я пришел переночевать, – сказал Бойл. – Тащиться домой, денежки на такси тратить – пустое дело. Я часто тут ночую.

– А где Кэролайн? – спросил я.

– Откуда мне знать!

– Странно. Она ушла не попрощавшись.

Бойл насмешливо уставился на меня.

– Ты с ней трахаешься?

– Нет, упаси Господи!

– Это почему же? Она тебе чего, не нравится?

– Вы всегда учиняете подобного рода допросы?

– Она разведена, приятель.

– Серьезно?

– Ну да. Намотай себе на ус.

Бойл прошелся по холлу и через открытую дверь увидел ящики с делами, которые я просматривал.

– Это ты читаешь? Охота тебе в дерьме копаться!

– Я изучаю все про Брекстона.

– Если хочешь узнать правду-матку – приходи к Фрэнни, я тебе все как на духу расскажу.

– Обязательно.

Бойл похлюпал носом и покачался.

– Слушай, ты того... ты Кэролайн не трепись, что я спросил про то, трахаешь ты ее или нет. Она может неправильно понять.

– Думаю, она это правильно поймет.

– Нет, серьезно, лучше помалкивай. Она и без того терпеть меня не может. Говорит, у меня крыша не на месте.

– Ничего подобного я от нее не слышал, – заверил я Бойла.

– Она меня ненавидит. Хочет меня выпереть, да Лауэри ей не дает.

– Не бери в голову, Фрэнни. Ложись спать. Утро вечера мудренее.

– Кэролайн раз брякнула про меня: «Те винтики, которых у него в голове не хватает, можно фунтами сдавать в металлолом». И это она называет шуткой! Конечно, она не знает, что мне тут же донесли. «Те винтики, которых у него в голове не хватает, можно фунтами сдавать в металлолом». Не смешно.

– Вряд ли она могла такое сказать.

– Сказала, мать ее. Милая женщина. А на самом деле у меня все винтики на месте. Даже лишние есть! Даже лиш...

Я собирался успокаивать его и дальше, но Бойл уже заснул – на полуслове.

Собирая разбросанные папки обратно в ящики и слушая храп Бойла, я продолжал размышлять о прочитанном.

И тут меня осенило. Я вдруг понял, почему это старое закрытое дело лежало на столе Данцигера среди актуальных документов.

Да, Вега изобрел Рауля, чтобы получить ордер на обыск. Да, адвокат Брекстона ловко использовал «невинную ложь» Веги для того, чтобы снять обвинения с очевидного убийцы.

Но Данцигер не мог забыть убийство друга. Он носился с мыслью возобновить дело. И для этого ему нужен был не Фрэнни Бойл, не Мартин Гиттенс – поэтому ни тот, ни другой не были в курсе того, что планировал сделать Данцигер.

Данцигеру нужен был Хулио Вега.

Только этот человек из «старой гвардии» мог помочь Данцигеру. Только он знал всю правду про то, что произошло в ту роковую ночь на Вьенна-роуд.

Мне открыла не Кэролайн, а мальчик лет девяти-десяти. Судя по его раздраженной мине, звонок в дверь прервал какое-то важное детское занятие.

Прежде чем я успел что-либо сказать, мальчишка крикнул:

– Мам, к тебе коп пришел!

– Почему ты решил, что я коп?

– А к маме другие не ходят! – отрезал мальчишка.

Может, я просто ошибся дверью. Я знал, что Кэролайн разведена, однако про сына прежде ничего не слышал.

Но тут в прихожую вышла сама Кэролайн.

– Бен! Какими судьбами?

– Мне нужно с вами кое о чем переговорить. Я читал досье, и мне пришло в голову...

– Знакомьтесь, это Чарли, мой сын, – сказала Кэролайн. – Чарли, это Бен Трумэн, друг дедушки.

Чарли помахал мне рукой.

– Привет.

– Чарли, что делают воспитанные дети, когда знакомятся? – строго сказала Кэролайн.

Чарли нехотя подал мне руку.

– Приятно познакомиться с вами, мистер Трумэн.

Он неожиданно крепко пожал мне руку – видно, так мама учила.

Я присел на колени словно от боли и помахал правой рукой – дескать, ты мне все кости переломал!

Чарли сделал большие глаза, потом улыбнулся. Мальчики на самом деле просто маленькие мужчины (и наоборот); самый прямой путь к сердцу мальчика – польстить его мужскому эго.

Чарли сделал шаг назад, прислонился к матери и сложил руки на груди.

Кэролайн потрепала его по макушке.

– Иди делай уроки.

– Уже.

– Тогда сделай завтрашние домашние задания.

– Мама, завтрашние домашние задания еще не задали, – резонно возразил Чарли.

Но мама легким шлепком дала понять – иди к себе. Чарли громко вздохнул и ушел.

Журнальный столик в комнате был завален журналами: «Космополитен», «Ныо-Йоркер», «Пипл», поверх всех – три воскресных пухлых номера «Нью-Йорк таймс". В нераспечатанных голубых прозрачных пакетах. Пока дело Данцигера не будет закончено, очередь до них не дойдет. На другом столике – открытая диет-кола и маленькая дорожная шахматная доска с расставленными фигурами. На стене над выключенным электрическим камином постер – картина испанского художника Миро. В углу хоккейная клюшка.