– Предчувствие у меня, товарищ майор. Сегодня-завтра еще выживу, а потом… Не увижу жену еще раз, никогда не увижу. Правда. Я ведь и так ко льву в пасть лезу, считай, весь полк выручу, если все получится… Мне хотя бы командировку там или по ранению…

Комполка остро посмотрел мне в глаза.

– А какое такое у тебя ранение?

Мне не пришлось даже играть удивление и негодование.

– Так вся спина осколками мелкими посечена от мины, товарищ майор! Пока вроде нормально заживает, так ведь в любой же момент воспалиться может!

На самом деле это вряд ли – благодаря пенициллину. Но Васильченко это знать ведь необязательно… К слову, взгляд майора как-то разом поскучнел, потух.

– Ничего не могу обещать, Самсонов. Воюй, там видно будет.

От несправедливости и обиды у меня перехватило горло, но ненужные сейчас слова я сдержал. Да и что там – прав Митрофан Иванович, прав. На его месте самого результативного ротного в разгар боев отпускать просто преступно, попробуй объясни руководству рапорт на перевод из воюющей части! Значит, остается финт с «ранением» или, как говорят в армии, самострел. Как уберечься от раскрытия и последующего трибунала, я примерно знаю, но прежде необходимо выжить в бою за мост…

Вот она, середина, не побоюсь этого слова, широченной реки. Периодически взлетают над мостом немецкие «люстры», но мы не попадаем в границы их света – и, пожалуй, это единственное, что оживляет буквально мертвый пейзаж… Слишком тихо на реке, слишком темно, ни одного огонька что на том, что на этом берегу, а многие дома зияют разбитыми окнами, что только усиливает ощущение заброшенности…

Не могу избавиться от чувства, что плыву через реку Стикс, а безмолвно гребущие бойцы – это паромщик Харон с его безымянными помощниками… До того все кажется неестественным и жутковатым.

И что самое гадкое, для кого-то из моих бойцов эта переправа в буквальном смысле разделит жизнь на «до» и «после», став порталом в ледяные объятия смерти. Вряд ли возможно будет сохранить всех, когда немцы разберутся, сколь малые силы атаковали их с тыла… А если подкрепление не поспеет вовремя, если бойцы полка не сумеют пробиться с нашей помощью, то мы все здесь обречены.

На хрен, на хрен такие мысли…

Чтобы хоть как-то отвлечь себя, беру в руки трофейный карабин «маузер» с очередной немецкой «вундервафлей» – ружейным гранатометом. За «вундервафлю», конечно, шучу – как-никак, с «ручной мортиркой» конструкции Дьяконова воевали и в РККА, правда, особой любви военных она не снискала. Ну а немецкий карабин с тридцатимиллиметровым гранатометом мне еще только предстоит обкатать в бою. И все же меня привлекло оружие, способное послать гранату на дистанцию в двести пятьдесят метров и пробить броню легкой бронетехники противотанковой гранатой. В условиях ночного боя оно может стать не самым плохим подспорьем для уничтожения пулеметных расчетов немцев!

А берег медленно, но верно приближается – и с каждым пройденным по воде метром растут и ощущение тревоги, и легкий мандраж перед схваткой. Вновь на ум приходят слова молитв, которыми я глушу свой страх в надежде вручить свою судьбу милосердным Высшим Силам.

– Господи, помоги… Господи, спаси…

Божья ли это была помощь (я-то уверен, что без вмешательства Небесных Сил не обошлось), или же нам просто повезло, или две невысокие лодки, следующие на довольно приличном расстоянии друг от друга, были действительно незаметны при свете крохотного месяца, но мы причалили к противоположному берегу без последствий из разряда бьющих навстречу пулеметных очередей. Однако, аккуратно ступив на землю, я тут же подал товарищам знак «не шуметь», после чего мы очень бережно, практически бесшумно втащили лодку на берег.

Некоторое время мы просто лежим у кромки воды, прислушиваясь в надежде услышать или даже почувствовать присутствие врага, а заодно дожидаясь товарищей. Вглядываясь в темноту ночи, я все же сумел разглядеть, когда чуть более черный, продолговатый силуэт второй лодки коснулся берега метрах в ста пятидесяти правее нас, и в этот же миг на некотором удалении слева послышались шаги, а после – приглушенный голос на немецком.

Часовые или разводящий караула. Чтоб их…

9 июля 1942 года, 1 час 37 минут.

Район Чернавского моста, г. Воронеж.

Диверсионно-штурмовая группа старшего лейтенанта Самсонова

Эх, если бы у меня был наган с «брамитом»! А так придется использовать самодельный тканевый глушитель, с помощью которого я снимал немецкий пост еще у дотов в прошлом «погружении».

– Всем тихо! Действовать буду сам!

Мой напряженный шепот в буквально мертвой тишине раздается словно крик – я даже испуганно замер, отчаянно вслушиваясь в приближающиеся шаги. Если фрицы что-то услышат, начнут напрягаться, то закономерно успеют поднять тревогу при попытке их атаковать, и тогда моя миссия будет провалена на фазе старта. Причем отступить на лодках уже не факт что получится, скорее наоборот: запустят «люстры» над рекой да переколошматят нас на переправе из машингеверов!

Но нет, гансы ничего не услышали – скорее всего, шепот мне только показался громким. Это хорошо, это значит, у нас есть шансы… Главное, чтобы ребята на второй лодке не проявили себя раньше времени.

Чтобы предупредить остальных, я использую зажигалку, прикрыв пламя от приближающихся по правой стороне немцев корпусом и дважды закрыв его рукой – заранее обговоренный сигнал «затихли, фрицы рядом». После чего мне остается только ждать, когда разводящий караула пройдет мимо…

Немец не один – впрочем, я и так это знал. Спокойно разговаривая, камрады неспешно проследовали на расстоянии метров ста пятидесяти от нашей лежки; один из гансов аккуратно чиркнул зажигалкой, раскурив сигарету, и тут же спрятал ее в кулак. Короткого мгновения, когда был заметен огонек, оказалось достаточно, чтобы определить расстояние до противника. Немного покумекав, я отложил пистолет в сторону: бросаться преследовать немчуру сейчас – это по-глупому рисковать обнаружить себя, на такой дистанции приблизиться неслышно не выйдет. А так прошли мимо, да и ладно, лишь бы моих ребяток у второй лодки не обнаружили…

Тягостно текут мгновения бездействия, в очередной раз демонстрируя, насколько разным может быть восприятие времени. По часам прошло минут пять от силы, а кажется – не меньше получаса лежим, ждем, когда фрицы удалятся на достаточное расстояние… Но вот, кажется, ушли. И судя по тому, что напротив нас остановки разводящий караула (правда, если это был он) не делал и ни с кем не общался, постов напротив места нашей высадки не наблюдается.

Вновь подаю знак зажигалкой, закрыв огонек один раз. Это значит «путь свободен, идите к нам». Заранее проинструктированные бойцы, снаряжение которых я проверил перед выходом, заставив попрыгать (по итогам дополнительного подгона амуниции ни у кого ничего уже не звякало), передвигаются быстро, молча и практически бесшумно… Вначале перебежали пулеметчики: с лучшей стороны зарекомендовавший себя в последнем бою Гриша Антюфеев, чья рана оказалась не столь критичной, что позволило бойцу остаться в строю. А вместо Георгия в расчет вторым номером напросился Серега Шитюк, со своей крестьянской основательностью очень тщательно разобравшийся с устройством трофейного МГ-34.