Не хотела встречаться с лосем на ночной дороге, не хотела дробить кости, покрывать тело шрамами и отнимать мечты. Не хотела уезжать и долгие годы скрывать причины, по которым уехала, выжидая, когда всё сотрётся да забудется, но оно лишь крепло день ото дня, впивалось и не отпускало. Не хотела возвращаться, не хотела рушить привычный уклад жизни, на построение которого потребовалось так много времени и сил, не хотела врываться и портить, портить, всё портить, разжигая огонь ненависти в душе маленькой влюблённой девчонки, которая потом пусть и случайно, но разожгла другой огонь – настоящий.

Я не хотела – но сделала, и всё случившееся – моя вина.

Тяжёлый грохот со стороны дома заставил меня резко обернуться и увидеть, как в небо взмыли брызги искр, закружились шальными светлячками и исчезли.

– Что это было? – испуганно спросила Светка, шмыгая носом.

– Не знаю, – отозвалась я. – Обрушилось что-то, наверное.

– Как обрушилось? – запаниковала она. – Но ведь там… там ещё можно что-нибудь спасти?

– Вряд ли, – покачала я головой.

– Мира, – жалобно проскулила Светка. – Теперь ты всё ему расскажешь?

Я посмотрела на неё, растрёпанную и растерянную, даже потерянную, и мне вдруг стало так её жаль. Несмотря на всё то, что между нами было. Потому что глупые словесные перепалки – это такая мелочь по сравнению с тем ядом, которым она сама, возможно, будет потом годами травить себя.

– Нет. Потому что сейчас ты утрёшь слёзы, пойдёшь к Илье и расскажешь ему всё сама.

– Я не могу. – Она насупилась, поджала обветренные губы и мотнула головой. – Я… боюсь.

– Я тоже боюсь, Свет. И я понимаю, что прятаться и отсиживаться в лесу гораздо проще и спокойнее. И кажется, что пронесёт. Но нет, не пронесёт, это иллюзия. И единственное, что ты можешь сделать в безвыходной ситуации, – это оставаться честной. – Я встала, стряхнула с джинсов песок и протянула Светке руку. – Давай. Я пойду с тобой.

Она долго таращилась на мою раскрытую ладонь, сомневаясь, не решаясь, но всё же вцепилась в неё холодными влажными пальцами и медленно поднялась на ноги. Посмотрела на меня дикими, полными неподдельного ужаса глазами и покорно шагнула за мной в лес.

За время моего отсутствия толпа у дома практически исчезла, остались только самые сердобольные да алчущие зрелищ зеваки, однако мне пришлось поблуждать между людьми и машинами, прежде чем я отыскала Илью. Он, по-прежнему бесстрастный и апатичный, как раз захлопывал дверцу прижатой почти к калитке «буханки» и устало отпихивал рукой морду Тузика, крутящегося у его ног, но, увидев меня, будто на секунду ожил и потянулся навстречу. И тут же остановился, приметив вяло плетущуюся позади Светку.

Мы подошли вплотную, и Илья нахмурился, вопросительно дёрнул подбородком.

– Света хочет с тобой поговорить, – выталкивая потупившую взгляд девчонку вперёд, сказала я.

– Давайте не сейчас.

– Сейчас, Илья, – произнесла я твёрдо. – Лучше сейчас. Пожалуйста.

И, выдрав ладонь из крепко сомкнутых Светкиных пальцев, я отступила назад, мимоходом потрепала Тузика за ухом и отошла в сторону, прижалась плечом к кузову «буханки» и затихла.

Отсюда мне не было слышно слов, которые Светка с трудом из себя выдавливала, так ни разу и не решившись поднять глаза, зато я видела, как она дрожала, словно вышла не из холодного леса на прогретую жаром стихии поляну, а наоборот, фраза за фразой погружалась в снежную вьюгу, кирпич за кирпичом складывала между ними с Ильёй ледяную стену, очень похожую на ту, которую я недавно упорно растапливала. Она что-то бормотала, раздирая пальцами собачку на молнии своей ветровки, а Илья молча слушал, и его лицо медленно и красноречиво менялось: раздражение от навязанного и несвоевременного разговора, сомнение в правдивости сказанных слов и оторопь от осознания разрушительной мощи, заключённой в одном маленьком и нелепом приступе ревности.

А потом он посмотрел на меня. И мне показалось, что он тоже понял.

Понял, что во всём виновата я. Что признаться и покаяться, прожить один-единственный день без тяжести упавшего с плеч бремени было недостаточно, и я снова – своими ли руками, чужими ли – начала нести зло, разрушать и причинять боль, а как остановиться – не знала.

Понял, что я – худшее, что с ним произошло. И лучше бы мне было тогда остаться за заколоченным забором.

– Хозяева здесь? – гаркнул кто-то из пожарных, и Илья встрепенулся и торопливо подтолкнул Светку ко мне.

– Отведи её домой, – сказал он.

– Хорошо.

– И сама тоже иди домой, Мира.

– А ты придёшь? – спросила я, но мой вопрос затерялся в шуме насосов, гуле голосов и отблесках затухающего пламени.

В лес мы больше не вернулись. Светка упёрлась слепым взглядом под ноги и шагнула на длинную дорогу в обход, а я не стала возражать: возможно, едва заметная тропа сквозь сухие колючие плети, движущиеся овражки и ежевичные заросли – одно из немногих сокровищ, что после этой злой ночи останется только моим.

Ветра по-прежнему не было, зато вернулся утренний туман, заволок всё кругом мутной дымкой, влажно обнял, и мне пришлось включить фонарик на телефоне, чтобы не заблудиться в соснах или не наступить на Тузика, который, надёжный и бесшумный проводник, отправился с нами.

Мы шли молча, Светка разве что тихо всхлипывала время от времени, но у меня не было сил – и, признаться, желания, – чтобы её утешать. И только добравшись до посёлка, миновав освещённую тусклым золотистым светом площадку у магазина, замедлившись у развилки, ведущей к её дому, Светка обернулась, посмотрела на меня пустыми глазами и глухо спросила:

– И как я теперь буду жить?

Я вздохнула.

– Очень, очень плохо.

– Зачем ты меня пугаешь?

– Я не пугаю, Свет, – покачала головой я, возобновляя шаг. – Я делюсь опытом.

Несмотря на не самый поздний час, жизнь в посёлке будто остановилась. Не слышался звон посуды за прикрытыми обездвиженными занавесками окнами, смолкли разговоры в притаившихся в пышных кустах беседках, громоздкой беззвучной скалой застыл дом отдыха – четырежды похороненный под дюнами, однажды чуть не исчезнувший в огне посёлок, казалось, замер, нашёптывая благодарственные молитвы богу или мифической великанше Неринге, которая сегодня отвела беду.

Продравшись через туман к дому тёти Агаты, я включила свет на крыльце и принялась ощупывать карманы в поисках ключа, когда позади протяжно проскулил Тузик: упершись огромными жилистыми лапами в ступеньки, он крутил головой, активно шевелил ушами и заглядывал мне в глаза, требуя то ли есть, то ли играть, то ли… выделить ему местечко, которое станет новым домом.

– Сейчас что-нибудь придумаем, дружочек, – пообещала я.

Первым делом я покормила кошек, которые стёрли мне ноги до дыр и разноголосо исполнили серенаду, пока я раскладывала консервы по плошкам. Потом отыскала в тётином буфете большую красивую миску с кокетливыми цветочками по ободку, щедро наполнила её остатками обеда, присыпала петрушкой для свежести дыхания и отнесла Тузику, который всё это время важно исследовал дворовые кусты. Заодно постелила на крыльце вчетверо сложенное одеяло: я не знала, как и где Тузик привык спать и останется ли он вообще, но если что – можно вот тут, располагайся, я о тебе позабочусь. Пока превратившийся в собаку-улыбаку волк радостно уплетал отварной рис с тушёной курицей, я уселась на ступеньках и посмотрела вдаль. Я ждала.