за ней следить. Никуда не денешься. Высшее предназначение? Месть? Чувствовала ли Повилика эту жажду мести? Ощущала ли свое высшее предназначение? И какое предназначение она ощущала?

А сама Виринея? Действительно ли в ней все еще кипел огонь мести, или просто хорошо вжилась в роль.

Как звали того молодого мужчину? Алексей? Лекс, как он представился.

Повилика невольно улыбнулась и немного задержала дыхание. Он понравился ей. Это следовало признать. Даже очень понравился.

Чувствовала она эту бесспорную жажду мести или нет, а Виринея права. Ей нужны новые силы. Обновление. Энергия и эта пресловутая человеческая молодость. И секс. Почему бы не Лекс? В конце концов, с ним это будет приятно.

Хорошо отжав волосы в полотенце (она не любила фен) и замотав тяжелые пряди в пучок, надела платье еще на влажное тело. Даже не взглянув на себя в зеркало, Повилика покинула студию.

– Я! Я сделала флаг! – из малого зала к Повилике выбежала совсем юная и худенькая девочка. – Напрыгала!

Повилика вместе с ней радостно засмеялась, обняла и закружилась.

– Какая ты умница! Талантлива и способная!

Девчонка убежала. Повилика посмотрела на закрывшуюся за ней дверь зала.

Пресловутый «флаг». Каждая начинающая пилонистка с остервенением штурмует пилон, чтобы поднять «флаг» с пола. Махом, потом на силе. Что-то в этом элементе есть волшебное и определяющее. До того, как сделала «флаг» – начинашка, после – любительница. Отсечка, дальше ты «настоящая» пилонистка. Переходишь на сложные элементы, с важным видом можешь рассуждать о хореографии и сложности связок.

Повилика улыбнулась. Девочку она едва узнала. Как оформилась и расцвела, окруженная любовью и заботой Виринеи. Танцует, явно чувствует себя счастливой. Арина.

Три месяца назад Виринея стояла на монастырском кладбище в какой-то захолустной деревне в трёхстах километрах от города и ждала, когда простой деревянный гроб опустят в могилу.

Священник читал нескончаемые молитвы, мать рыдала, какие-то деревенские бабки самозабвенно и деланно всхрюкивали. Молоденькая девочка с белым венком на волосах бездыханная, неподвижная, почти прозрачная в гробу выглядела живой.

Слишком оказалась красивой для этого мира. Красота от сатаны. Мать, религиозная фанатичка, не давала жить. Заперла в черный балахон, чтобы никто не смотрел, не дала получить документы, потому что бумаги «от дьявола», не пустила учиться. Бесконечно изгоняла из дочери беса, смиряла дух, обращала к богу. Вооружившись поддержкой священника, и вовсе решила запереть чадо в монастырь. Матери виделись героические заслуги перед всевышним, она сражалась с дьяволом за свое дитя, она несла крест и упивалась своей несчастной долей. Батюшка оберегал паству. В монастыре не хватает рабочей силы. Деревенские загоняли красивую девчонку, как беспомощного зверька. Насмешки, плевки, побои. Сколько могла, Арина сопротивлялась, потом легла на узкой монастырской койке и перестала слышать, видеть, есть и пить. Отказалась жить. Через неделю она умерла.

Как Виринея не снесла своей ненавистью и жаждой мести всю деревню, Повилика не знала. По всей видимости, это предстоит сделать Арине самой.

– Вырастет жар-птица, – прошептала Повилика одними губами и уловила в своих мыслях интонации Виринеи.

Она тряхнула головой, возвращаясь к своим мыслям. Было еще что-то, что не укрылось от внимательного взгляда Повилики, но пока не сформировалось в мысль. Виринея очень обеспокоена, почти печальна, возможно, даже напугана. Напуганная Виринея – это что-то выдающееся! Из ряда вон выходящее. Тут и самим в пору пугаться.

– Что же тревожит нашу предводительницу? – закусила губу девушка. – Уж точно не я.

Засовывая спортивную сумку и стрипы в багажник, она затылком ощущала взгляд Виринеи. Беспокойный взгляд.

Глава 18

Ночные кошмары давно стали его обычными спутниками. Иногда он просыпался в холодном поту, с мурашками по коже и в ознобе. Бывало с пылающей жаром кожей, с пересушенным ртом и языком, задыхаясь. Но всегда с металлическим вкусом крови во рту, с ощущением липкой крови на руках. Он лихорадочно вытирал руки об одеяло, ему даже мерещились бурые пятна.

Сегодня победил он. Он убил чудовище. Гигантскую змею, копошащуюся сразу множеством женских тел и голов, с одним общим хвостом вместо ног. Обезображенные жуткие лица. Шипящий, нападающий хоровод дьяволиц. Чтобы превратить извивающуюся гадину в кровавое месиво, у него отросли клыки и когти, он хрипел и рычал. Он перерубал одно тело, на его месте отрастало два. Он вгрызался в теплую плоть, хлюпая горячей красной жижей. Она булькала в горле и пенилась на клыках, стекала на подбородок. Он захлебывался и рычал.

Монстр рухнул к его ногам множеством окровавленных женских тел. Красивых, хрупких и беззащитных. С женских лиц, ставших прекрасными и невинными, на него смотрели мертвые пустые глаза. Кровь, темная, густая и горячая, заливала его лапищи и грудь. Он победно зарычал. Он – чудовище. Он убил всех этих женщин. Чтобы убить чудовище, надо самому стать чудовищем.

С рыком и хрипом Егерь проснулся в своей кровати в своей квартире. Щели между жалюзи пропускали бледно-розовый свет. Рассвет только занимался.

На руках не было крови, хотя пальцы судорожно сжимались. Сколько он проспал? Возможно, удалось три или четыре часа.

Чтобы убить чудовище, надо самому стать чудовищем, – пробормотал Егерь. Сердце колотилось, словно после безумной пляски. Он посидел пару секунд, принимая реальность, прислушиваясь к своему телу, и потащился в ванную.

Вода смоет остатки кошмара, усталость, которая не отпускала его уже несколько месяцев, возможно, даже тяжелые мысли.

Он уже давно не искал смысла в своих снах. Однажды он рассказывал их психотерапевту онлайн. Обезличенный анализ от специалиста с сотней тысяч лайков. Такого сюрреализма и психоделики наслушался, дня три хохотал. И страхи детские приплела, и борьбу с комплексами и даже обиды на женщин своего рода, ну то есть по линии матери. Кстати, три дня его кошмары к нему не являлись. Видимо опасались, что он будет над ними ржать.

Под душем он стоял как всегда долго. Сконцентрировано чувствовал кожей каждую жесткую струйку, потом поток воды в целом, потом снова каждую струйку в отдельности. Это упражнение на чувствительность, сосредоточенность и, наверное, даже на мышление, собирало его в единое целое, в один организм. После такого душа он был в состоянии вынести еще один день. В прошлом году он вел дело. Опрашивая кого-то в салоне с премиальной сантехникой, он как раз застал презентацию, у них это называется обучение, по спа-зоне какого-то чертовски дорогого производителя.

Дизайнер спикер оказалась безумно хороша в своей свободе, граничащей с пофигизмом. Спокойная, циничная и уверенная. Для Егеря дизайнеры всегда были каким-то отдельным видом людей. Как искусственно выведенная порода кошек или собак, которые не проходили природного отбора, не участвовали