В конце лекции, как обычно, начались вопросы. Спрашивали вначале о пустяках, насчет Гималайской экспедиции… Потом вдруг встала незнакомая девушка:

— А откуда данные, что мир существует только пять тысяч лет?

— Это у христиан надо спросить, — ответил докладчик. — У них принят подобный отсчет.

Тэк-с, более чем красноречиво. Легкая изящная ирония и ответ, свидетельствующий напрямую: лектор — не христианин и нарочито таковым себя не считает. Посему и подробностями христианского учения никогда не интересовался, в отличие от хорошо знакомой ему теософии.

Слава встал:

— По сути, все ваши доказательства строились на данных Блаватской. А откуда она сама взяла эти данные?

Шокированное молчание вокруг. Иван смотрел на брата с особым выражением лица. «Ну, ты и дал! Это же надо — столь бесцеремонно, прямой удар в голову и сразу в нокаут! Только ты у нас так мог, мы бы не решились…»

Удар был сугубо джентльменский, без всякого хамства. Крайне вежливо, просто и ясно, но докладчик как-то расплющился. Разом и полностью. Чего никто не ожидал.

Усилием воли русоголовый снова нарисовал обычную мягкую и интеллигентную улыбку. Скромно улыбнулся.

— Я, конечно, понимаю, что с данными Елены Петровны можно спорить, как со всякими другими. Безусловно. Но она много изучала древнюю историю. И лишь после этого поехала на Восток, где семь лет, в постоянном духовном опыте, прожила в пещерах, изучала диакритику и, получив несколько степеней посвящения, сумела услышать духовные сущности, открывшие ей многие тайны. Их не сумел постичь до нее никто! Вот откуда ее сведения. А уж вы сами относитесь к ним как хотите — это дело ваше.

— Ну как тебе? — спросил Иван брата уже на улице.

— Я ожидал нечто более научное и объективное. А тут… Человек выдал свою собственную оригинальную теорию, в которую верит. Но не больше того.

Ванька кивнул не слишком убежденно.

— Особенно меня умилила потрясность выводов, от которых докладчик спокойно и смело, даже нагло отталкивался: «Итак, только что мы с вами узнали, что Атлантида была. Уже зная это, мы…» — насмешливо продолжил Слава и замолчал.

А почему Иван так легко одет? Сегодня как раз прохладно.

В ответ на вопрос брат захохотал. Видимо, об этом его спрашивали нередко.

— Да я так устроен, что мне практически не нужна очень теплая одежда — не мерзну!

— Ты просто второй Порфирий Иванов. Тот, правда, вообще в одних семейных трусах ходил.

— Ну-у, есть все-таки приличие! — развел руками Ванька.

И снова в каждой реплике — вызов и поза. Слава этот вызов принял.

— Вантос, а почему тебя били? Я вот в старших классах жил как самый обыкновенный, нормальный подросток — пил водку, устраивал драки, беспредельничал на улице…

— Это — жизнь самого обыкновенного подростка? — иронически пропел Ванька.

Слава вопрос проигнорировал.

— А сейчас я люблю хорошую компанию, хороших людей, хорошее пиво. Если чуток посерьезнее — то постепенно постигаю такие понятия, как православие и любовь к России. А ты предпочитаешь от жизни прятаться по-страусиному. Не хочешь ее знать, изучать, боишься ее и от нее уходишь. У меня после того подземного перехода стал работать блок защиты. И не только от людей, но и от самого себя. Тот отрицательный опыт изменил меня… Здорово изменил. И теперь если я начинаю перепивать свою норму, то сразу это чувствую. Как будто внутри меня загорается сигнал об опасности. И я больше не пью.

— Это очень удачно, что он у тебя работает, — ехидно пробормотал Ванька. — А вот у Рубцова, у Шукшина и у Есенина не работал, увы, такой важный блок!

Славку снова злоба за горло взяла. Кто кого провоцирует — брат Славу или он сам его? А потом сообразил: да оба друг друга — круг замкнулся. Иначе и быть не может. Не может, господа…

Брат, растянув сладко-резиновую улыбку до ушей и свысока посмеиваясь, посоветовал, как мудрый наставник:

— Да не злись ты, не злись!

Слава сдержался с трудом. И вновь попытался объясниться:

— Я столько ошибок понаделал… На диване валялся весь первый курс института. После того перехода… Был либо на занятиях, либо дома. Никуда больше не ходил, а дома весь день лежал, читая книги. Прерывался лишь на еду.

— Тяжелая жизнь! — презрительно засмеялся Иван, осуждающе покрутив головой. — И чего зря диван душить? Я вот хочу в бассейн ходить. Буду каждый день с утра плавать!

Какой-то маньяк в отношении спорта… Или это — сублимация своего рода, только не по части либидо, а по части неудовлетворенного желания выпить?

— Но иногда экстрим творил, — ударился в воспоминания Слава. — Как-то мы с одной девицей голышом купались.

Люся, предводительница всех оголодавших по женскому телу парней…

Иван сделал козью морду, но довольно весело.

— Ну, потом мы с ней разошлись…

— Почему? — тотчас спросил брат.

— Она порочной оказалась. А попросту — шлюха. Хотя девка славная. Но похождения у нас были еще те… Кстати, в Домжуре, которым ты интересовался, мы с ней однажды водку пили. Она захмелела, в снег потом падала, а я ее поднимал.

— А чего вы в Домжуре делали?

— В ресторане сидели, ясен пень.

— Просто так? Странный вопрос…

— Ты никогда с девушками в ресторан не ходил?

— Не-ет, — протянул брат.

Тэк-с… Впрочем, Слава так и предполагал. И вдруг Иван начал речь:

— Когда я стал с тобой общаться, я о тебе не так подумал. Не думал, что ты — человек, любящий выпить и способный на такие похождения, о которых ты уже рассказывал и сейчас вот тоже… Я считал тебя совсем другим.

— Ну, — развел Слава руками, — наши представления о людях часто абсолютно неверны. И это нормально, не грузись!

Ванька неопределенно хмыкнул. Резиново улыбнулся.

— А почему, Вантос, ты никогда девушек не водил в ресторан?

Колись дальше, братец… Осторожно будем тебя раскалывать.

— Да просто у меня с ними как-то иначе выходило, — нехотя промямлил он. — Так жизнь повернулась, наверное… Потому меня твой рассказ удивил.

Нет, опять ничего не поймешь. И вот по части девушек… Или Ванька девственник? Нераспатроненный? Потому и странно себя ведет, и о девицах непонятно говорит?

Например, как-то Слава сказал брату, что забегал в одну редакцию, а там вокруг — красивые женские лица и пышные тела. И Ванька в бешенстве брякнул:

— Ты неисправим!

Ну, о вкусах, господа, не спорят. Почему его бесило, что Славе пухлые нравятся? Загадка… В другой раз Слава продекламировал:

— «Как много девушек хороших… Как много ласковых имен…»