– Я бы лучше поболтала, – говорит Алексия.

Она видела все теленовеллы, которые входят в стандартный пакет.

Ирина словоохотлива, настоящая болтушка. Через десяток километров Алексия узнаёт про ее мать из Тве и отца из Святой Ольги; о ее месте в сложной амории, призванной связать Асамоа, Воронцовых, Суней и Маккензи в династическом узле родственников и потенциальных заложников.

– Без Корта, – замечает Алексия.

– Вы, ребята, всегда были странными, – отвечает Ирина. – Эти ваши суррогатные матери. Бр-р.

Опять прибавив скорость, Ирина рассказывает о своем коллоквиуме. «Синий лотос» – исследовательская группа дизайнеров биосферы, последние двадцать лет базирующаяся в Святой Ольге.

– В конечном счете я работаю над терраформированием Луны.

Алексия слышала про терраформирование в каком-то научно-фантастическом шоу: это превращение другой планеты в новую Землю, принесение жизни туда, где ее нет.

– Луны?

– А почему нет? Все думают – ах, Луна слишком маленькая, не хватает силы тяжести, вращение синхронизировано, магнитного поля нет. Мы можем все это исправить. Просто дело техники. Итак, я думаю, Воронцовы рассказали тебе про свою идею фикс – космические лифты и все прочее. Так вот, Воронцовы – не единственные, кого посещают великие идеи. У нас, Асамоа, тоже есть своя – мы приносим жизнь. Куда бы люди ни отправились в этой системе, в каких бы мирах и обиталищах ни поселились. Мы приносим жизнь и можем даровать ее Луне. Это легко. Сорок больших и толстых комет. Бум-трах-бах!

– Погоди, нельзя же просто взять и вдарить по Луне сорока кометами…

– Да, конечно, – сперва их надо разбить на части.

– АКА все еще восстанавливает Маскелайн-G.

Шла вторая неделя предстартовых тренировок в Манаусе, когда Алексия узнала, что ВТО вывела из строя электростанцию, ударив по ней разогнанным до большой скорости куском льда. Кстати, на чью сторону встала Ирина, когда развернулась война между Воронцовыми и Асамоа? Или она спряталась, поджав хвост?

– Это только подтверждает мою точку зрения. Понимаешь? Если можно попасть в такую маленькую цель с расстояния в двести километров, нет ничего сложного в том, чтобы попасть в пустое пространство. Может, даже не придется эвакуировать Меридиан. Но это мелочи. Главное, что после сильного дождя у нас будет атмосфера и действующий климат. И мы все поднимемся на поверхность, где будем ждать легкого дождика.

Алексия вспоминает дождь на Луне и крупные капли, медленно падающие сквозь каньоны Меридиана, над которыми потом встают мосты из радуг. Вспоминает Денни Маккензи, промокшего до костей.

– Знаешь, что самое интересное? От чего действительно дух захватывает? Реголит плюс дождь равно…

– Не знаю, – говорит Алексия.

– Грязь! Грязь. Славная грязь! Это моя область исследований. Я лунный почвовед. Грязевед. Я беру грязь и превращаю в почву. Делаю так, чтобы она ожила. На слабые дожди уйдет примерно три года, возраст грязи – двадцать лет. Но потом, о, потом мы займемся озеленением. Грязь – это магия, сестра. Никогда об этом не забывай.

Позволь мне показать тебе мою Луну. Вот здесь, где мы сейчас находимся, будет двадцать метров воды. У нас появятся океаны, моря и озера. Горы и ледники на полюсах. У нас будет биосфера. Леса с деревьями километровой высоты, саванны с животными – и какими! Может, мы поселим здесь земную фауну или придумаем собственную. Травоядную мегафауну размером с ту плавильню. Птиц со стометровым размахом крыльев. Это будет сад. И мы будем жить посреди него в красивых органических городах, похожих на часть природы. Нам не понадобится поверхность, чтобы выращивать пищу. То, что мы сейчас делаем, гораздо эффективнее традиционного сельского хозяйства. И у нас будут настоящие дни и ночи. От ударов и передачи импульса Луна снова начнет вращаться. Мы считаем, сутки будут длиться шестьдесят часов. Представь себе, что стоишь и смотришь на восход Земли над облаками. Только представь себе такое!

Хорошо, этого хватит, может, на сто тысяч лет. Но срок достаточный, чтобы мы смогли найти более постоянное решение. Может, в конечном итоге мы разберем Луну на части и соберем заново, в нечто большее. Другие коллоквиумы над этим работают. Мы могли бы разобрать Луну на части и растянуть до пятикратной общей площади поверхности Земли. А потом займемся остальной Солнечной системой. Больше жизни. Вот наша идея фикс. А у тебя что?

– В смысле?

– У каждого есть идея фикс, Мано. У тебя какая?

– Не знаю. А я обязана ее иметь?

– Мы приносим жизнь. У Воронцовых ключи от Солнечной системы. Спроси любого Суня, и он тебе расскажет про постдефицитный коммунизм. У Маккензи тоже что-то есть, просто они об этом не говорят. Но точно есть. И это что-то крупное. А во что верят Корта?

Алексия видит Лукаса с тростью в руке посреди зала заседаний. Земляне справа от него, Воронцовы слева. Она знает, что в трости спрятан клинок. В чем суть власти, если он вынужден повсюду ходить с оружием? «Отправляйся со мной на Луну, – сказал он в машине, когда они ехали с пляжа в Тижуке. – Помоги забрать то, что Маккензи и Суни у меня украли». Лукас украл власть, но эта власть бессильна. Всякий раз, когда он к ней обращается, – его империя и семья сильнее удаляются. Политическая рутина изматывает его. Спрятанный клинок больше не режет. Чего хочет последний Корта, во что он верит?

В центре лабиринта из следов от шин лежит перевернутая спасательная капсула на покореженных осях, без половины крыши. Она напоминает Алексии разбитый череп. По краям пролома виднеются длинные потеки расплавленного металла, внутри – месиво из спекшихся углеводородов, стеклянных волокон и брызг титана. Реголит покрыт металлическими блестками: это следы стального дождя – затвердевшие капли, разлетевшиеся во все стороны после взрыва плавилен. Ирина останавливает ровер, чтобы подобрать одну и показать Алексии: миниатюрная корона, в самый раз для большого пальца. Чем ближе ровер подбирается к сердцу катастрофы, тем крупнее становятся брызги. Они сливаются с полем обломков, где фрагменты становятся все больше – осколки, куски Железного Ливня. Большей частью разбитые непонятные механизмы, но время от времени попадается что-то узнаваемое.

Ровер осторожно едет сквозь колоссальные руины. Королевы путей ВТО расчистили Первую Экваториальную как можно быстрее, сдвинули обломки с рельс на обочины магистрального пути. Козловые краны, наклоненные под безумным углом. Перевернутые вагонные тележки высотой с ровер; брюхо печи и ее разинутая пасть, где застывший металл всплеснулся наподобие оцепеневшего языка. Половина зеркала стои`т, опираясь на расплавленный жилой отсек, и фокусирует солнечный свет на участке реголита, превратившегося в шлак.

Ирина останавливает ровер у дуги черного стекла, рассекающей реголит. Брошенный в спешке тяговый двигатель разбил один ее конец на обсидиановые осколки. Алексия видит свое отражение в черном зеркале: себя, настоящую, бронированную громадину, а не милую иллюзию, сотворенную фамильяром.