Деккерет кивнул.

— А где ваш сын? И Хаймак Гран? Тоже ищут меня?

— Они уже возвращаются, — ответил Барджазид. И действительно, женщина-скандар и юноша появились спустя всего несколько секунд. Четверорукая женщина, ни на кого не глядя, сразу же улеглась на свою циновку.

Динитак Барджазид хитро улыбнулся Деккерету:

— Хорошо погуляли?

— Не особенно. Я сожалею о беспокойстве, которое причинил вам.

— Мы тоже.

— Возможно, мне следует теперь спать связанным.

— Или с тяжелым камнем на груди, — откликнулся Динитак. Он зевнул. — Постарайтесь оставаться на месте, по крайней мере до заката. Сможете?

— Надеюсь, — сказал Деккерет.

Но заснуть он не смог. Его кожа нестерпимо зудела от тысяч укусов насекомых и солнечных ожогов, так что несмотря даже на целебную мазь, которую ему дал Серифэйн Рейнаулион, он ощущал себя совершенно разбитым и жалким. В горле саднило, и казалось, что это ощущение нельзя будет унять никаким количеством воды, а глазные яблоки, судя по ощущениям, раздулись и пульсировали болью. Словно исследуя раздражающее воспаление, он снова и снова восстанавливал в памяти перенесенное им в пустыне испытание — сновидение, жара, жажда, осознание неизбежной смерти. Он пристрастно искал проявлений трусости, но не нашел ни одного. Да, он испытывал тревогу, и гнев, и дискомфорт, но так и не вспомнил ни одного момента паники или страха. Хорошо. Хорошо. Худшей частью его сегодняшнего испытания, решил он, была не жара, не жажда и не опасность, а сон — темный и тревожный сон, сон, который снова начался с радости и в середине подвергся мрачной метаморфозе. Оказаться вытряхнутым из здравых умиротворяющих грез в нечто наподобие «прижизненной смерти», думал он, гораздо хуже, чем погибнуть в пустыне, ибо смерть занимает всего лишь один миг, а сновидение оказывает влияние на все будущее время. И какое знание могли передавать эти мрачные сувраэльские сны? Деккерет знал, что сновидения, приходящие от Повелительницы, нужно тщательно изучать и при необходимости прибегать к помощи толкователей, поскольку в них содержится информация, имеющая неоценимое значение для дальнейшей жизни. Но те сны, что посещали его, никак не могли быть посланиями с Острова Сна; судя по всему, их насылала какая-то иная, темная Сила, зловещая и угнетающая, которая больше брала, чем давала. Меняющие форму? Не исключено. Что, если какое-то из их племен сумело обманом заполучить в свое распоряжение одно из тех устройств, при помощи которых Хозяйка Острова связывается с разумами своих подданных? А затем метаморфы могли скрыться здесь, в знойном глубинном районе Сувраэля, и охотиться на неосторожных путешественников, похищая их души, выпивая их жизненные силы, осуществляя тайную и непостижимую месть тем, кто украл у них этот мир.

Когда тени стали удлиняться, Деккеретом начал наконец овладевать сон. Страшась повторного покушения на свою душу, он вступил в борьбу с ним: напрягал волю, стараясь держать глаза раскрытыми, вглядывался в постепенно темнеющую пустошь, прислушивался к жуткому гулу и бормотанию песен пустыни… Но все же его истощенных сил не хватило. Он погрузился в неглубокую беспокойную дремоту: время от времени в нее вторгались сны, которые — он сознавал это — не были посланы ни Повелительницей, ни какой-то иной внешней силой, а являлись просто беспорядочными порождениями его утомленного сознания, осколками беспрецедентного происшествия, перепутанными с беспризорными, невнятными образами. А затем кто-то легонько потряс его за плечо; судя по слабости прикосновения, это был вруун. Мысли Деккерета были туманными и медлительными. Он с трудом мог передвигаться. Губы растрескались; воспаленная кожа на спине горела. Спустилась ночь, и его спутники уже вовсю трудились, сворачивая лагерь. Серифэйн Рейнаулион предложил Деккерету кружку какого-то сладкого, густого сине-зеленого сока, и он выпил его одним глотком.

— Пойдемте, — сказал вруун, — пора ехать дальше.

10

Облик пустыни снова изменился, и пейзаж стал более резким и грубым. Очевидно, здесь происходили большие землетрясения, причем не единожды, так как земля была изломана и исковеркана; мощные плиты скального основания пустыни под немыслимыми углами наваливались один на другой, а у подножий низких полуразрушенных утесов разлеглись обширные осыпи. Сквозь этот хаос и разруху вел один-единственный проходимый путь — широкое русло давным-давно пересохшей реки, чье песчаное ложе изящно извивалось между раскатившимися по земле отбитыми головами утесов. Большая луна находилась в полной фазе и заливала эту кошмарную картину ярким, почти дневным светом. После многочасового путешествия по этому однообразному ландшафту — каждый отрезок пути здесь был настолько похож на предыдущий, что казалось, будто парящая лодка стоит на месте, — Деккерет повернулся к Барджазиду:

— И сколько нам еще ехать до Гизин-Кора?

— Эта долина отделяет пустыню от зоны пастбищ, — Барджазид указал на юго-запад, где русло реки исчезало между двумя высокими скалистыми пиками, торчавшими над землей словно кинжалы. — За этим местом — оно называется Муннеракский перевал — климат становится совсем другим. Через дальнюю часть горного хребта по ночам с запада приходят морские туманы, и земля там зеленая и пригодная для выпаса скота. Завтра мы устроим лагерь на полпути к перевалу, а послезавтра пройдем через него. К вечеру Морского дня вы уже будете искать пристанище в Гизин-Коре.

— А вы? — поинтересовался Деккерет.

— У нас с сыном есть дела в других местах этого района. Мы возвратимся в Гизин-Кор за вами через… три дня? Или пять?

— Пяти дней мне должно хватить.

— Хорошо. А затем тронемся в обратный путь.

— Тем же самым маршрутом?

— А никакого другого нет, — сказал Барджазид. — Разве вам не объяснили в Толагае, что доступ в скотоводческие земли отрезан и осталась одна только эта дорога через пустыню? Но с какой стати вам бояться этого пути? Ведь сны не настолько ужасны — или я не прав? И если вы не станете впредь бродяжничать во сне, вам не будет угрожать никакая опасность.

Все это и впрямь звучало так, словно дело было проще простого. И Деккерет действительно чувствовал уверенность в том, что сможет благополучно завершить поездку; но вчерашнее сновидение было достаточно мучительным, и он без всякой радости ожидал того, что могло последовать дальше. Когда они стали лагерем на следующее утро, Деккерет никак не мог решиться отдаться сну. Целый час после того, как все легли, он заставлял себя бодрствовать, прислушиваясь к металлическому звону голых камней, трескавшихся от полуденного жара, но в конце концов сон неожиданно навалился на его сознание подобно густому черному облаку и одолел его.

И сразу же к нему пришло сновидение, которое, как он знал с самого начала, должно было оказаться самым ужасным из всех.

Сначала возникла боль — резкий приступ, жестокие схватки, а затем внутри черепа внезапно что-то взорвалось, озарив все мучительно ярким светом, так, что он зарычал и обхватил голову руками. Однако ужасающая судорога быстро прошла, и он почувствовал рядом с собой Голатор Ласгию. Она утешала его, она поглаживала его по груди, она баюкала его и что-то напевала ему, и наконец он успокоился, открыл глаза, сел, посмотрел вокруг и увидел, что находится не в пустыне и даже не в Сувраэле. Он и Голатор Ласгия были на какой-то прохладной лесной поляне среди гигантских деревьев с совершенно прямыми стволами, покрытыми желтой корой, возносивших свои кроны на умопомрачительную высоту. А рядом с ним, почти у ног, бурлил и ревел стремительный поток, стиснутый крутыми скальными лбами. За ручьем земля резко уходила вниз, открывая вид на отдаленную долину, а вдали возвышалась увенчанная снежной шапкой большая серая гора с зубчатыми, как пила, склонами, в которой Деккерет сразу же признал один из девяти пиков Граничий Кинтора.