Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идемте же, милостивая госпожа! — Гордон предложил ей руку, и они величаво прошлись по спальне. Он весело добавил: — Да, я все хотел тебе сказать, что ты, кажется, забыла пригласить Патрика и мне пришлось взять это на себя. Он будет музицировать для нас.
Аннабель резко вырвала у мужа руку и возмущенно уставилась на него.
— Что ты сделал? Ты пригласил Патрика О’Доннела? — Голос ее стал пронзительно-резким.
Теперь настал его черед удивляться.
— Да. А что, не надо было? Ты ведь сама этого хотела, верно?
— Я передумала, — мрачно ответила она.
— Почему? Что он тебе сделал?
Аннабель вздохнула. Нет смысла скрывать что-либо от Гордона. Нужно объяснить ему, почему она намеренно «забыла» пригласить учителя.
— Это не из-за меня. Просто они с Абигайль когда-то любили друг друга.
Гордон удивленно уставился на нее.
— Ну и что? Может быть, они обрадуются, встретившись после стольких лет.
— Но я не хочу, чтобы они встретились в нашем доме, и не хочу, чтобы эта встреча имела продолжение, — упрямо заявила Аннабель.
Гордон закряхтел, упал на кровать и скептически посмотрел на жену.
— Аннабель, не глупи! Они взрослые люди и рано или поздно встретятся. Я очень удивлен, что они до сих пор нигде не столкнулись.
— Мне удавалось не допускать этого!
— Но, Аннабель, если хочешь знать мое мнение, тебя это не касается.
— А я не хочу. Мы все надеемся, что Патрик женится на Гвендолин и будет с ней счастлив. Не время ему сейчас видеться со своей бывшей любовью.
— Сердце мое, ты заходишь слишком далеко. Я прекрасно знаю, что ты любишь играть в судьбу, но ты ничего не сможешь сделать, если эти двое все еще любят друг друга. Могу тебе лишь посоветовать: не лезь в это дело! Они уже давно не дети!
— Ах, да что ты в этом понимаешь! — воскликнула Аннабель. — Абигайль всегда вела себя по-детски. И ей так хочется великой любви, что, возможно, она не будет обращать достаточно внимания на Гвен.
— Ну и что? Может быть, это взаимно. Что плохого, если они все же будут счастливы? Разве она мало лет потратила впустую в роли любовницы… — Гордон умолк.
— Откуда ты знаешь?
Гордон вздохнул.
— Ты же помнишь, как я прогнал этого шантажиста. И Абигайль непременно захотела рассказать мне, чем он ее шантажировал. Я, конечно, затыкал уши, но, к сожалению, все равно услышал про женатого парня. Так что не лезь ты в это дело!
— Гордон, прошу, поверь мне, я хочу как лучше! И не желаю, чтобы снова случилось несчастье!
Еще секунду назад муж смотрел на нее строго, но теперь взгляд его смягчился.
— Аннабель, я знаю, что ты хочешь как лучше. И я верю, что тебе хочется помочь, но думаю, что нам всем следует предоставить Абигайль и Патрика О’Доннела судьбе. Мне он, кстати, очень понравился бы в роли свояка.
— Прекрати, Гордон! Лично я не могу представить Абигайль в роли заботливой матери, а ведь маленькая дочь Патрика с того трагического дня не произнесла ни слова! — раздраженно заявила Аннабель.
Гордон понял, что ничего не сможет сделать с ее упрямством. Поэтому он просто встал и снова протянул ей руку.
— Ну что, вы идете, милостивая госпожа?
— Ты невыносим! — проворчала Аннабель и взяла его под руку.
На веранде и в гостиной все было пышно украшено. Празднично накрыли большой стол, и Руиа с довольным видом оглядывала свое творение. Ей едва удалось убедить Аннабель предоставить ей приготовление ужина. И только после того, как маори пригрозила, что будет праздновать со своей родней в Охинемуту, если Аннабель немедленно не уберется из кухни, та оставила поле боя за своей кухаркой.
Единственное, что тревожило маори, так это то, что она вот уже несколько часов не видела Пайку. И это несмотря на то, что девушка обещала помочь ей и вообще была очень ответственной и исполнительной. Куда же она подевалась?
— Вы не видели Пайку? — вдруг спросил ее Дункан. В его голосе звучала неподдельная тревога.
— К сожалению, нет! Она уже давно должна была помогать мне на кухне, — ответила Руиа, тревога которой все возрастала.
— Она поссорилась с моей матерью и сестрой, — мрачно произнес молодой человек.
«Кажется, парень очень расстроен», — с сожалением отметила Руиа. Она с удовольствием помогла бы ему, но понятия не имела, куда подевалась Пайка. Хотя… Что там говорила девушка недавно? «Если я не знаю, что делать, или тоскую по родной деревне, я всегда хожу к Похуту». «Может быть, она у гейзера», — подумала кухарка. И только она собралась посоветовать молодому человеку, как к ним подошла его мать. Руиа не очень любила Оливию и предпочла промолчать в ее присутствии.
— Уже есть что-нибудь приличное из выпивки? — поинтересовалась Оливия.
— Перед ужином будет шампанское, — уклончиво ответила Руиа.
— Так чего же вы ждете? Принесите мне бокал! — велела Оливия и с осуждающим видом обернулась к сыну: — Хорошо, что я нашла тебя до ужина. Может быть, ты расскажешь мне, что все это значит? Ты позоришь меня и сестру перед бесстыжей служанкой! Она же лгала, каждое ее слово было ложью. Моя мать никогда не потерпела бы рядом присутствие маори!
— Лучше спроси у бабушки, дорогая мама! Пайка ухаживает за ней! И, кроме того, хочу попросить тебя не говорить об этой девушке таким тоном! — Голос Дункана звучал довольно резко.
— Твоя бабушка спит. Но маори в роли медсестры? Это же неслыханно!
— Мама, а что ты вообще имеешь против маори? Ты говоришь с таким презрением, поскольку так поступает отец, или ты думаешь, что мы — ты и я — чем-то лучше только потому, что в наших жилах не течет кровь маори?
Оливия внезапно покраснела. Она залпом выпила бокал шампанского, который молча протянула ей Руиа.
— Еще один! — велела Оливия.
— Мама, я задал тебе вопрос. Представь себе, что я влюблюсь в маори. И тогда твои внуки будут наполовину маори. Ты что, будешь меньше любить их от этого?
Оливия резко втянула в себя воздух.
— Замолчи! — прошипела она. — И не смей говорить, что полюбишь маори!
— Слишком поздно! Я уже влюбился в девушку, нравится тебе это или нет! — заявил в ответ Дункан.
В это мгновение к ним подошел Алан, ведя под руку Хелен.
— Что, мой милый сын, ты извиняешься за недостойное поведение по отношению к матери и сестре? — настороженно поинтересовался он.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Оливия. На лице ее все еще читался ужас, вызванный тем, что она услышала от Дункана.
— Я рассказала отцу. — Хелен усмехнулась.
Дункан смерил сестру презрительным взглядом. При этом он скорее испытывал к ней жалость, нежели гнев. Хелен не упускала ни единой возможности очернить его перед отцом, потому что он был любимчиком Алана и она ревновала к нему.