Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова крест помешал… впрочем, не только крест – в толпе проносившихся хороводом полуголых красавиц, колдуну вдруг почудилась юная Сертако, та самая Сертако, что когда-то ранила его сердце и ради которой он вынужден был… Неужели она?
Обретя свободу от колдовских мыслей, Нойко вдруг очнулся и, вскинул голову, обреченно посмотрел прямо в блестевшие под маской глаза бледнолицего атамана:
– Убейте меня поскорей, господин. Я устал ждать.
Сорвав маску с лица, Иван размашисто перекрестился:
– Господи!
– Или не убивайте, – неожиданно прошептал отрок. – Я не причиню вам зла, клянусь великой праматерью Неве-Хеге!
– Прочь! – не выдержав, взмолился вдруг атаман. – Прочь с глаз моих! Ныряй, плыви, чтоб я никогда тебя больше не видел. Ну!!!
– Нет, я не уйду, – Нойко неожиданно уперся.
Вот дурак-то! Дура-ак…
– Я хочу кое о чем попросить вас, господин…
– Попросить? – удивленно моргнул Егоров. – Интересно, о чем же?
– Поговорите с вашим другом сир-тя, – мальчишка неожиданно потупил глаза. – Понимаю, что прошу слишком много, но… Не мог бы он взять меня к себе в ученики?
– В ученики? – Иван растерянно погладил шрам, совсем уже не понимая – а что, собственно, здесь сейчас происходит?
– Я чувствую, ваш другу сир-тя – великий и могучий колдун, – истово забормотал Нойко. – Я ощутил его силу. И знаю – он уважает вас, господин, и, может быть, послушает… Вы только спросите! Я буду хорошим учеником, клянусь великим Нга, буду стараться… Такому могучему колдуну, как ваш друг, никак нельзя без учеников, никак… Теперь у него я – хоть один – буду!
Странно, но от таких слов Нойко Иван вдруг испытал облегчение, словно камень упал с плеч, и рука уже не тянулась к кинжалу… и паренька этого вовсе не хотелось убить, впрочем, и раньше-то не очень хотелось…
– Дракона, говоришь, тебе на груди нарисовать? – наклонившись, атаман подобрал упавшую в воду кисть. – Летучего? С крыльями?
– Летучего. С крыльями! – радостно подтвердил отрок и, смущенно прикрыв глаза, попросил: – Хвост – желтой краскою, а крылья – красной.
Колдун-изгой Енко Малныче встретил обоих у начала тропы, ничуточки не удивленный:
– Вообще-то я еще не думал об учениках…
Нойко радостно заулыбался:
– А ведь самое время подумать, о, могучий…
– Тсс!!! – Енко одной мыслью захлопнул своему юному собеседнику рот. – Ишь, раскричался. – Ты знаешь, что у тебя будет за судьба, если со мной свяжешься?
– Угу! – быстро закивал отрок.
Колдун недобро прищурился:
– Совсем никакой судьбы не будет, скорее всего, да-а. Что ж, я тебя предупредил. А обзавестись учеником мне, верно, и в самом деле пора… раз уж так все сложилось. Раз уж любезный друг мой Иван за тебя попросил.
– Я еще ничего не просил! – резко возразил Егоров.
Енко Малныче рассмеялся:
– Ну, так попросишь! Я же знаю… как вы говорите, я же – колдун, а не хвост собачий. А ты… – кудесник посмотрел на мальчишку. – А ты, парень, способней, чем я думал. От смерти собственной ловко ушел, в ученики ко мне набился. Хитер, ничего не скажешь!
– Да я не…
– Молчать! – прикрикнул Енко. – Разве ты не ведаешь, что ученик без дозволения учителя не должен открывать рот?
– Без дозволения учителя…
В блестящих широко распахнутых глазах паренька вдруг вспыхнула на миг самая бурная радость, вспыхнула и погасла, вернее, сам хитрый Нойко ее притушил:
– Значит, вы, мой господин, все-таки…
– Кто знает, может, ты еще об этом не раз пожалеешь! – с неожиданной грустью промолвил колдун. – И не раз вспомнишь о том, что утратил здесь, что потерял.
– А что мне тут терять-то? – отрок не особо почтительно вскинул глаза. – Чего утрачивать? Разве что хозяйскую цепь да ошейник? Об этом я должен вспоминать?
– Кстати, о цепи! – вспомнив, перебил беседу Егоров. – Тут ребята интересовались – точно ли из золота, мол?
Праздник веселья и песен в честь благого бога Хоронко-ерва звенел музыкой барабанов и флейт, истекал протяжными песнями и томными хороводами юных полунагих дев, с упругими, расписанными затейливыми узорами, телами.
– Ой, ой! – отведав ягодной хмельной бражки, любезно поднесенной каждому гостю темнноокой полногрудою девой, Костька Сиверов не отрываясь следил за хороводом.
Засмотрелся, сдвинув маску на лоб… впрочем, маски все давно сдвинули – иначе как бражицу пить?
– Нет, ну что тут творится-то! – вторил ему Семенко Волк. – Верно – рай земной, братцы! Может, и мы поплясать пойдем? Хоровод поводим?
– Я вот вам повожу! – отец Амвросий строго погрозил казакам кулаком. – Ужо, обождите – вернемся в острог, епитимью на вас наложу, грешники!
Ватажники особо серьезно слова священника сейчас не воспринимали – смеялись, во все глаза рассматривая стройных танцующих девок.
– Смотри, смотри, какая грудастенькая!
– А вон та!
– А эта!
– С такими бы…
– Господи Иисусе! Креста на вас нету, козаче.
Музыка между тем сделалась громче – к флейтам и барабанам присоединились еще и бубны – зазвенели, загудели так, что ноги словно сами собой пошли в пляс. Запалив вокруг храма костры, девы затянули еще несколько хороводов, в кои вовлекли всех, кто был рядом. Не избежали того и казаки, да, честно говоря, не очень-то и старались избежать! Тем более явившийся наконец атаман, переглянувшись с колдуном Енко, махнул рукой – разрешил.
– Эх! – радостно хлопнул себя по бокам Костька Сиверов. – А ну-ка, попляшем, братцы! Жаль только, балахон этот мешает. Может, скинуть его к ляду?
Отец Амвросий снова погрозил кулаком:
– Я те скину! И маску обратно надень! Ишь, распустились тут, хвосты подняли, ровно мартовские коты.
– Один… ну, два из компании – могут сердиться, это бывает, – поглядывая на священника, тихо промолвил Енко Малныче. – Остальные радоваться должны, ни от каких утех не отказываться, иначе худо, слишком уж это подозрительно, будет, непременно заинтересуются колдуны! Я вас покину ненадолго, а ближе к утру вместе возвратимся в дом странников. Веселитесь и ничего не бойтесь! Нойко… будешь прикрывать мысли наших друзей…
Отрок сверкнул глазами:
– Но…
– Я научу как. Слушай…
Буйное колдовское светило уже поблекло и съежилось, на ночь превратившись в луну, обычное же солнышко тоже закатилось за горизонт – длинные полярные дни подходили к концу, и с ними таяло лето, таяло далеко в тундре, но не здесь, в вечнозеленой стране колдунов.
Не то чтобы совсем уж стемнело, скорее, стояли сумерки, впрочем, вполне достаточные для того, чтобы казаки смогли снять неудобные маски. По-прежнему звучала вокруг громкая музыка, доносились веселые шутки и песни, а кое-кого из гостей уже обнимали нежные руки темнооких, празднично раздетых дев.