— Давно не был ты. Мы уж скучать начали. Гулякой ты знатным стал, погляжу… — поздоровался с вошедшим Ольгерд, внимательно рассматривая положение фишек на столе.

— Привет, привет, Зен… — отвлеченно произнёс Дэрек, что-то внимательно выписывая в карточку.

— А где остальные? Договор обсуждают? — поинтересовался Леонель.

— Да, да… Джеймс и Эйден сейчас готовят какой-то план… — всё так же невдумчиво говорил Дэрек.

— Что ж… Мешать не буду. Победит величайший, как говорится, — сказал Зендей и вышел.

Ариэль уже беседовала с Эйденом и Джеймсом. Адияль же тренировался со стариком, а Бергенден исчез.

— О чем беседуете?

— Привет, Зен, — тихим тоном сказал Джеймс.

— Тронемся? — спросила Ариэль.

— Коня пока выгуляй.

Эрл послушно пошла к конюшне.

— Как вы, парни? Как жизнь? — спросил Леонель, косо и недоумевая глядя на Эйдена.

— Потихоньку. Пока ничего такого не ожидается. Скука смертная, — ответил Джеймс.

— Я всё не могу припомнить… Этот парень… это… кто? — всё-таки поинтересовался Зендей, указывая на невысокого юношу с волнистыми рыжими волосами и зелёными глазами.

— Это наш гений. Пятнадцать лет, а уже лейтенант разведки. В наш старший состав присоединился, наверное, три дня назад. Силён, умен, практичен, горяч: одним словом — Эйден.

— Приятно познакомиться, Зендей Леонель.

— И мне. Так вот как выглядит сынок Вэйрада из рода Золотых Львов. Стало быть, будем товарищами, — сильно сжав руку Леонелю, сказал Эйден. Его глаза были наполнены яростью и ненавистью, но Зендей решил проигнорировать это.

— Зен, на пару слов… — подозвал к себе Джеймс. Эйден уже направлялся к палатке.

— Да?

— Ты любишь Ариэль? — неожиданно спросил Джеймс. Леонель застыл, не ожидав такого вопроса.

— Конечно! К чему это?

— Береги её. И не отпускай. Или беги от неё прямо сейчас, пока не поздно. Боль от несчастной любви слишком непосильна. Поверь… — Зендей был ошарашен таким разговором. Мрак от серьёзности речи Джеймса словно заморозил Леонеля в одной позе. — Я пойду. Игра без меня не продолжится. Помни, что я сказал.

Сейчас повествование будет несколько иным по, скажем так, оттенку. Многое изменилось с того дня, как я остановился у небольшого посёлка с целью переночевать и затем уже отдохнувшим двинуться дальше, где я и продолжил вести эти записи, случилось кое-что такое, что изменило мою жизнь и отношение к людям навсегда… Что это было — расскажу позже.

Они уже были в дороге. Зимой особенно не разгуляешься. Конь кое-как передвигался, пробираясь через снежные заносы и сугробы. Зендей молчал. Что-то в словах Джеймса не давало ему покоя, а спросить у Ариэль он не думал. Возможно, ещё тогда я чувствовал, как эти слова могут оказаться до боли правдивыми.

— Зен, почему ты молчишь? — сказала наконец Эрл, чувствую нагнетающую обстановку.

— Это тебя не касается. Это мои мысли. Просто глупые переживания, — ответил Зендей, но в его словах чувствовалась злоба и обида, которую он по непонятным обстоятельствам чувствовал в тот момент. Ведь что мог понять Джеймс, с которым ни он, ни она толком-то и не общались?

— Грубо. Я вообще-то имею право знать обо всех твоих переживаниях! Мне ты можешь рассказать абсолютно обо всём! Что ты утаиваешь от меня? — не выдержав, взорвалась Ариэль.

— Я сказал… Это… Только… Мои… Заморочки! Я не хочу это обсуждать! — буркнул в итоге Леонель.

— Зен. Что бы ты ни чувствовал, что бы ни терзало тебя, я всегда буду рядом и помогу. Ты не должен скрывать это от меня…

Зендей притормозил коня и холодным взглядом посмотрел на возлюбленную. Его взгляд так и твердил: «Не ври!»

— Я, мать твою, не желаю это обсуждать! Что тебе не понятно?! Хорошо… Раз так хочешь узнать… Клянешься ли ты в искренней и настоящей любви?

Ариэль замялась. Этот вопрос она никак не ожидала услышать. Пар, выходящий изо рта в такой мороз, стоящий в этой части страны, на мгновение прекратился. Она ответила:

— Конечно! Как ты вообще мог спросить такое? Усомниться…

После этого наш диалог окончательно прекратился, хоть она и пыталась проявлять разные знаки внимания, то кладя голову на мои плечи, то гладя мои волосы под капюшоном тулупа. Я чувствовал неприязнь к ней на ментальном уровне. И вызвана она была первостепенно тем, что какой-то потайной голос в чертогах моего сознания убеждён был: доверять этой девушке опасно. Но в силу неопытности моей или затуманенности разума я не доверялся голосу до конца.

Приезжали мы в этот город лишь только для того, чтобы купить её матери подарок. Женщина она была глубоко верующая — это значило то, что Зендей, как избранник её дочери, обязан был по религиозному обычаю приподнести дар госпоже Эрл в знак уважения и образования вечных уз с её родом. На этой же почве уже по прибытии в город разгорелся между нами спор:

— Какой подарок считаешь достойным? — сухо спросил Зендей. Ариэль стояла рядом, не произнося ни слова: сказывалась обида. — Я тебя спросил. Ответь.

— Не знаю. Сам решай, — интонационно грубо прозвучало из уст девушки.

— Будешь так со мной разговаривать — я уеду.

Ариэль ничего не ответила, но к её горлу уже подступал ком, глаза увлажнялись.

— Значит, выберу самостоятельно. Куплю какую-нибудь затхлую курицу.

— Ты не обнаглел ли?! Почему ты так жесток? Что с тобой случилось?

— Я не жесток. Просто ты меня бесишь.

Этого уже Ариэль стерпеть не могла: она поставила звонкую оплеуху с кристальной слезинкой, неспешно бегущей по левой щеке девушки.

Зендей воспылал: всё его существо отторгло в этот момент человеческие нормы морали, и — что даже более важно — его душа отторгла Ариэль. Он схватил её за запястье, сжав его так сильно, что рука посинела. Он с пеной у рта завопил:

— Сука! Да какое ты имеешь право… Я тебя спрашиваю! Ты как посмела сейчас меня ударить, тварь? — он повалил её на землю. Она плакала.

Знаю, что ты думаешь сейчас обо мне. Да, я этого заслуживаю. Я поступил унизительно низко. Совершил отвратительный поступок. Мне нет оправданий. Вскоре я попросил прощения у Ариэль за это, но далеко не сразу — увы. Купил я в итоге её матери хорошую шубу из бобрового меха.

V.

Думаю, хватит с тебя, читателя, слушать эту утомляющую историю моей первой любви. Просто расскажу о том, как самый строгий наставник на свете стал таким нежным и добрым.

Дело было уже весной. Где-то в первых её числах. Мы с Ари виделись реже, но я уже извинился перед ней и мы вновь нормально ладили, но я хотел не об этом писать, кажется…

— Что это ты? Устал уже? Адияль уже