– Хорошо, пойдем вместе. Быть может, ты на один прыжокопередила меня. Я собираюсь убедить его в необходимости нашего сотрудничества.Но позволь мне спросить тебя еще раз, Иезавель.[12] Ты уверена,что ребенок от него?

– Это был Майкл. Я могу сказать, когда, вероятно, этопроизошло. После похорон Гиффорд. Я снова воспользовалась своим преимуществомнад ним. Я не думала больше о предосторожности, как в первый раз. Гиффорд быламертва, и мной овладел дьявол, клянусь в этом. Это было сразу после того, каккто-то пытался проникнуть в библиотеку через окно и я ощутила запах.

Роуан ничего не сказала.

– Это был мужчина, не так ли? Он стал преследоватьменя, после того как был с моей матерью. Должно быть, так это было. Когда онпопытался войти, то разбудил меня. А когда я подошла к матери, она уже быламертва.

– Был ли он сильный, этот запах?

– Очень. Я до сих пор иногда чувствую его там, вгостиной, и наверху, в спальне. Вы тоже?

Роуан помолчала.

– Я хочу сделать кое-что и именно поэтому прошутебя, – сказала она.

– О чем?

– Не говори Майклу о ребенке, пока не проведутнеобходимые тесты. Есть здесь кто-нибудь, кому ты можешь довериться, кто можетв такой ситуации заменить тебе мать? Должно быть, есть такой человек?

– Об этом не беспокойтесь, – заверила Мона. –У меня есть личный гинеколог, ведь мне уже тринадцать.

– Разумеется, – кивнула Роуан. – Послушай,что бы ни случилось, я собираюсь возвратиться, прежде чем тебе придется сказатьоб этом кому-нибудь вообще.

– Да. Я надеюсь на это. Однако будет чудом, если высможете возвратиться так скоро. Но что будет, если вы никогда не вернетесь и мыс Майклом так и не узнаем, что случилось с вами или с Юрием?

Роуан на секунду задумалась, а потом пожала плечами.

– Я вернусь, – сказала она. – И еще однопредостережение, если не возражаешь.

– Выкладывайте.

– Если ты все же расскажешь Майклу о беременности, апозже решишь избавиться от ребенка, это убьет Майкла. Его уже дваждыобманывали. Если возникнет какое-нибудь сомнение, какое бы ни было, не говориему прежде, чем сомнение разрешится.

– Мне не терпится сказать ему. Я могу связаться сврачом и пройти обследование сегодня же после полудня. Скажу, что перенесланервный срыв и, похоже, могу сорваться снова. Она уже привыкла к таким моимвыходкам. Когда тесты покажут, что все в порядке, меня ничто не удержит оттого, чтобы рассказать ему. И ничто, я повторяю, ничто не сможет помешать моемуребенку родиться на свет.

Мона вдруг осознала всю бестактность своих слов, вспомнив,что сама Роуан больше никогда не столкнется с подобной дилеммой.

Но оказалось, Роуан вовсе не обидели и уж, разумеется, неранили ее слова. Лицо ее оставалось невозмутимым. Она искала свои сигареты.

– Убирайся-ка ты отсюда, чтобы я могла покуритьспокойно, ладно? – попросила Роуан, рассмеявшись. – А затем мыразбудим Майкла. У меня осталось еще полтора часа до самолета.

– Роуан, я… я все еще сожалею о том, что совершила сним это. Я не раскаиваюсь в этом только из-за ребенка.

– Как не могу сожалеть и я, – ответилаРоуан. – Если все обернется так, что Майкл станет отцом, он будетсчастлив, а я найду в себе силы с годами простить ему грех. Только помни,Иезавель, я все еще его жена. Ты получишь изумруд и ребенка. Но Майкл все ещемой.

– Понятно, – сказала Мона. – Вы мне и в самомделе нравитесь, Роуан. Правда, я действительно люблю вас. Кроме того, мыдвоюродные сестры, и мы Мэйфейры. Если бы я не была в положении, заставила бывас взять меня с собой – ради вас, Юрия и всех прочих.

– И как бы ты заставила меня сделать это, Мона?

– Как вы недавно выразились?.. Что-то там о тайноморужии…

Они поглядели друг на друга, и Роуан медленно кивнула иулыбнулась.

Холм был грязный и замерзший, но Марклину, который взбиралсяпо этому скользкому склону как зимой, так и летом, всегда доставлялоудовольствие стоять на вершине холма Вериолл рядом со Священным терновником исмотреть вниз, на причудливый и живописный городок Гластонбери.[13]Сельская дорога, всегда, даже зимой, окруженная зеленью, теперь, весной,приобрела особенно яркие краски.

Колоссальный пожар 1184 года практически полностью уничтожилаббатство, но его руины сохранились до наших дней. Каждый год на Пасху вдревних развалинах расцветает терновник. В народе говорят, что он вырос на томместе, где оставил свой посох Иосиф Аримафейский – тайный ученик Христа,похоронивший его после распятия. Впоследствии он перебрался в Гластонбери ипостроил здесь первую в Великобритании церковь.

Марклину было двадцать три. Светловолосый, с бледно-голубымиглазами и с очень белой, тонкой и чистой кожей, он быстро замерзал. На нем былдождевик с шерстяной подстежкой, пара летних перчаток и маленькая шерстянаяшапочка, плотно облегавшая волосы и позволявшая ему сохранить тепло, чего никакнельзя было ожидать от такого незначительного по размеру предмета одежды.

Ему было восемнадцать, когда Стюарт перевез их сюда, его иТомми – старательных студентов, влюбленных в Оксфорд, в Стюарта, ловившихкаждое слово, сказанное им.

В течение всего времени, проведенного в Оксфорде, они частопосещали это место. Они сняли маленькие уютные комнатки в гостинице «Джордж иПилигримы» и часто прогуливались по Хай-стрит, досконально исследуя книжныелавки и склады, торговавшие хрусталем и картами Таро, перешептываясь друг сдругом о результатах своих интенсивных исследований, рассказывая о своемпроницательном научном подходе к вопросам, которые все остальные считали чистомифологическими. Местные правоверные обитатели – хиппи прошлых лет, фанатикиНового времени, богема и художники, которых всегда привлекали очарование ибезмятежность этого места, – их не интересовали.