– Угу.

– Тогда едем. На дворе давно ночь, а мы еще нигде не остановились.

– Приезжие? – нахмурился винодел, оглядев незнакомые лица вокруг, ненадолго задержал взгляд на тлеющих кусках вампира, внутренне содрогнулся, запоздало понимая, от чего был избавлен, и вдруг низко поклонился. – Спасибо, лю… э… добрые господа, что от смерти отвели. Что внучка уберегли и не дали нежити поганой до него добраться.

– Да пожалуйста, – отозвалась Белка, свистом подозвав воинственно скалящегося мимикра. – Каррашик у нас умница. Не в первый раз таких тварей замечает, а уж не любит их – страх… ладно, бывай, счастливец. Нам действительно пора. Прости за телегу, но иначе я бы не успел.

Винодел погладил вихрастую голову внучка и неожиданно твердо сказал:

– Не уходите. В такое время трудно найти ночлег, но вам не нужно никуда ехать и что-то искать – переночуете у меня.

– Нас много, – предупредил Шранк, но мужик только отмахнулся.

– Пустяки: моя «Пастушка» всех вместит. А если мест вдруг не хватит, свою половину дома уступлю: ничего не пожалею. Пожалуйте, гости дорогие, не побрезгуйте. Век благодарен буду. Ни гроша с вас не возьму, только не откажите в милости – поедемте. Тут недалеко совсем.

Белка, обернувшись, озадаченно почесала затылок.

– Выходит, ты хозяин «Пастушки»? Странно. А чего же я тебя раньше не видел? Там же Милор всегда заправлял?

– Брат умер пару лет назад от лихорадки, – спокойно отозвался трактирщик. – А дело свое передал мне. После него внучок остался малой, жена вдовая да две дочки на выданье. Третью успел сосватать, но не повезло: мужа год как потеряла в дружине наместника, а сейчас тоже с нами живет. Вот я и берегу всех. Своих сюда же перевез, а за ними, как за родными, теперь хожу. Семья все-таки, да и хороший он был мужик, Милор. Славный. Не то что многие.

– Хороший, – задумчиво кивнула Белка. – Да, видно, не судьба… Шранк, ты не против «Пастушки»?

– Нет, конечно, хотя ночевать, разумеется, не останусь.

– Да я не сомневался. Просто так спросил. Ладно, едем – грех отказывать, когда так вежливо просят.

– Я стражи дождусь, – обронил воевода. – Скажу, что и как. Заодно новости последние узнаю. Соседние улочки проверю, пока совсем не стемнело. А вы езжайте; чай, не маленькие, не заблудитесь.

– Да уж как-нибудь, – фыркнула Гончая. – Ты, главное, к утру вернись, а то знаю я тебя – как захрапишь, так потом из пушки не разбудишь! И привет своей зазнобе передай. Пусть сынишку растит здоровым и крепким – потом сам на него посмотрю. Вдруг в тебя пошел?

Таррэн изумленно обернулся в сторону старого друга, от которого никак не ожидал такого финта, а Шранк приглушенно ахнул.

– Белик! Как ты успеваешь?! Я ж никому еще… даже Седому… Вообще нигде не обмолвился!

– Ой, да брось! На вас только разок глянуть, так сразу ясно становится, кто, где и с кем встречается и что из всего этого безобразия получилось. А тебя я как облупленного знаю на протяжении… мм… в общем, нетрудно догадаться, в чем дело, когда ты весь последний год сияешь, будто начищенный золотой. И глупо улыбаешься, когда думаешь, что никто не видит.

– Белик!

Белка удивленно приподняла брови.

– Что? Ты ничего не говорил, и я подумал, что ты не хочешь, чтобы мы знали. Но это не слишком-то красиво с твоей стороны – умалчивать о такой отличной новости. Поздравляю… хи-хи… папочка!

Суровый воин неожиданно смутился.

– Да я… потом хотел сказать… когда подрастет немного. А то и на заставу привезти, чтобы привыкал уже. Сам знаешь: чем мы дольше живем, тем сильнее становимся.

– Так чего ж до сих пор не привез, дурень?! Нет, это ж надо! Думал он! Шестой десяток пошел, а временами с тобой бывает так трудно! Хуже, чем с Каррашем в свое время, ей-богу! – Белка всплеснула руками и, покачав головой, легко запрыгнула на спину мимикра. – Ладно, цени: я никому не скажу по возвращении, но, если Крикун вдруг спросит, сам ему растолкуешь, что он дурак.

– Боги… ты опять с ним поспорил?!

– А то! Еще с год назад, когда ты зачастил сюда «по делам».

– И на что на этот раз? – обреченно вздохнул Шранк. – Еще одни мечи? Ножи? Пояс?

– Не, – хитро улыбнулась она. – Он мне будет должен новую броньку. Такую, чтоб больше медом не воняла, а то сил моих нет терпеть – сплошная морока с ней. Ничто не спасает. Скоро хмеры оборачиваться начнут!

– Он же тебе ее уже обещал, – удивился Таррэн.

– А за просто так неинтересно. Зато теперь у него не будет повода увильнуть и тянуть время, как обычно. Я уже и чешуйки заготовил, и фасончик подобрал. Помнишь нашу последнюю саламандру?

– Конечно. Эта зараза нам все посадки потоптала, да еще пасть вздумала разевать, когда я ее шуганул.

– Гм. По-моему, она просто не поверила, что такая козявка, как ты, может быть ее хозяином.

– Сама виновата, – буркнул Таррэн, разворачивая Ирташа следом за торопливо посеменившим прочь трактирщиком. – Нечего было нарываться, я предупреждал. Не хочет по-хорошему, пускай кормит воронье.

– Да-а-а, – поддакнула Белка. – У тебя не забалуешь. Просто страх какой ты у нас грозный. Щас пойду расскажу нашим новым друзьям и наглядно продемонстрирую… эй, Корвин, ты слышал?

Таррэн подозрительно покосился на свою пару, подозревая очередной подвох, но Белка совершенно искренне улыбнулась, и он не сумел удержаться – улыбнулся в ответ кончиками губ. Вот ведь заноза: в личине Белика до того ловка… По правде говоря, он уже начал забывать, каково это – чувствовать себя тем несчастным бедолагой, на которого без конца сыплются насмешки и колючие остроты. Бедные, бедные эльфы… а она ведь еще не в ударе!

Он незаметно оглядел хмурые лица сородичей, отчетливо напрягшиеся при виде приближающейся беды по имени Белик, по достоинству оценил промелькнувший в их глазах испуг пополам с раздражением и каким-то обреченным пониманием предстоящего испытания – еще одного (тяжелый вздох) за сегодняшний вечер. Подметил шарахнувшегося прочь Корвина, мысленно расцеловал свою пару за потрясающий талант доводить собеседников до настоящего бешенства, а затем неожиданно понял, что на самом деле все это не со зла. Что Белка совсем не ненавидит их, как прежде. Что тоже смягчилась, смирилась с прошлым, пережила его, что ли? Отпустила и лишь совсем недавно это осознала. Едва коснувшись почти незаметной ниточки уз, он хорошо это почувствовал. Как почувствовал и то, насколько она боится, что кто-то из них случайно попадется на приманку. Опасается задеть, причинить боль, которую потом не сумеют приглушить ни время, ни расстояние, ни даже смерть. Она просто не хочет их убивать. Простила, наверное? А потому делает все, чтобы не дать случиться беде.

«Я люблю тебя, малыш, – с нескрываемой нежностью подумал эльф, провожая ее долгим взглядом. – Небо! Двадцать лет прошло, а я все равно думаю только о тебе. И так будет всегда, пока я жив. Пока ты со мной и даже тогда, когда ты далеко. Я люблю тебя, моя Гончая, и буду любить столько, сколько будет длиться наша жизнь. Ничто этого не изменит. Даже смерть».