Таубе замялся на мгновение, но тут же оправился и продолжил: – Возможно, речь идёт о тех бывших русских подданных, которые добровольно перешли в подданство Швеции? Таковые, на самом деле имеются, но мы не можем насильно заставить их вернуться в Россию и обмануть в великой монаршей милости нашего короля, принявшего их. Царский посол Волынский извещён о подобных случаях.

– Это нам известно, господин генерал-губернатор. Дело, с которым я приехал, касаемо тех русских людишек, которые учинили воровство и измену и подданства свейского не принимали.

– Назовите таких, и мы их быстро разыщем и вернём русской стороне.

– К примеру, Григорий сын Карпов Котошихин, ваша милость. – Репин пристально посмотрел на шведа. – Более года тому назад он своровал, изменил государю нашему и сбежал к ляхам. Ныне, как мы дознались, он обретается в ваших пределах, и его даже видели здесь, в Нарове и Ивангороде. Сего вора и изменника надлежит согласно пункту 21 Кардисского мира выдать обратно в Москву.

– Котохи…?

– Котошихин, ваша генеральская милость. Гришка Котошихин. Извольте получить отписку от князя Ромодановского по этому делу.

Репин протянул Таубе бумажный свиток с печатью.

– Благодарю вас, капитан, за сообщение. Будьте уверены, я дам приказание найти сего человека, и – буде он отыскан на вверенной мне территории – немедленно передать его вам. У вас есть другие дела ко мне?

– Никак нет, ваше превосходительство. Благодарствуйте за приём. Позвольте откланяться.

– Как только мне что-нибудь станет известно об этом вашем Кошо… Коно… одним словом, человеке, я вас непременно извещу. Вы ведь остановились в Ивангороде?

– Точно так, ваша генерал-губернаторская милость.

Якоб Таубе благосклонно кивнул, отпуская капитана, и тут же вызвал к себе секретаря и приказал немедленно привести к себе Котошихина. Долго искать беглеца не пришлось.

– Вы нарушили мои инструкции и показались в Ивангороде, – начал Таубе без всяких предисловий. – Ваши соотечественники узнали вас и требуют теперь вашей выдачи.

– Виноват, ваша милость. Дьявол попутал!

– Вы навредили себе и поставили в щекотливое положение нас. До прибытия комиссара Эберса вам надобно где-то надёжно укрыться. Со своей стороны, мы по возможности будем затягивать переговоры с русскими.

Таубе вызвал к себе какого-то офицера и долго о чём-то с ним шептался.

– Идите с моим офицером, он отведёт вас на постой к местному жителю, – обратился генерал-губернатор к перепуганному Котошихину. – Но предупреждаю, если ещё раз высунетесь на улицу, мы за последствия не отвечаем, – сердито произнёс он. – Не столкнитесь, ради всевышнего, с капитаном Репиным!

Теперь Гришка, получив головомойку от Таубе, скрывался на окраине города в доме местного чухонца-солдата и в буквальном смысле носа на улицу не показывал. Солдат получил, вероятно, строгие указания не выпускать постояльца наружу и неусыпно следил за тем, чтобы тот не покидал тесного и душного чуланчика, ставшего для него убежищем. Жена солдата готовила Гришке еду и убирала в чуланчике. Вечером ему разрешали выходить в общую комнату и развлекаться пустопорожними разговорами. О себе Гришка рассказывать теперь зарёкся, а слушать жалобы солдата на тяготы службы у шведов и нехватку в доме денег было тошно и скучно. Кому жилось легко – ему что ли?

Он уже несколько раз видел из окна, как вокруг дома кругами ходили какие-то подозрительные мужики, похожие на слуг Овчинникова. Однажды мимо дома, оглядываясь по сторонам, пробежал сам купец в сопровождении стрелецкого капитана, и Гришка насторожился и приготовился к самому худшему. А вдруг Таубе поддастся нажиму Москвы и сдаст его своим? Почему не едет Эберс?

На следующий день, когда солдат куда-то отлучился, Гришка вышел из чуланчика и сказал хозяйке, что пойдёт прогуляться. Хозяйка стала что-то возбуждённо объяснять ему, но Гришка отодвинул её рукой в сторону и вышел вон. Он пришёл к выводу, что оставаться в руках у шведов было опасно. Кто их знает, что теперь у них на уме. Почему Таубе тянет с отправкой в Стокгольм? Ведь пришло же оттуда указание оказать ему полное покровительство короля – так в чём же дело? Нет, уж лучше он спрячется в таком месте, где ни Таубе, ни воевода Ромодановский его сыскать не смогут.

Беглецам часто везёт. Гришка беспрепятственно перебрался в Ивангород и под именем поляка Селицкого стал там на постой у солдатской вдовы Авдотьи Ушаковой. Вдова была безмерно рада тем грошам, которые Гришка пообещался заплатить за стол и постель. Не отказалась она и долгими декабрьскими ночами греть вместе с ним холодную постель постояльца. Потом постоялец перебрался в горницу и исправно грел перины вдовы. Авдотья овдовела молодой, и в свои сорок лет была ещё бабочкой хоть куда. Дом её находился неподалёку от гостиного двора, и она частенько заходила туда погутарить со своей знакомой по имени Пелагея, которая служила челядницей у купца Овчинникова. Благодаря Авдотье Гришка находился в курсе всех событий, происходивших в Ивангороде. Ему достаточно было задать несколько наводящих вопросов, и нужные сведения получались им из уст вдовы в самом свежем виде.

Капитан Репин рыскал по Нарве и её окрестностям, расспрашивал русских о Котошихине, привлёк в помощь Овчинникова и его челядников, но все розыски были пока безрезультатны. Котошихин словно сквозь землю провалился! Им было невдомёк искать его в Ивангороде, у себя под боком.

Вдова же Ушакова не была заинтересована лишаться выгодного во всех видах постояльца и, несмотря на свою бабью болтливость, крепко держала рот на замке. Уж больно люб был ей этот польский шляхтич Селицкий! А шляхтич объяснил ей, что сам он из Вильно и временно скрывается у шведов от мести одного знатного литовского магната, у которого он был в услужении, и жена которого положила на него глаз.

Авдотья очень надеялась, что временное пребывание любвеобильного пана в Ивангороде перейдёт в постоянное.

Между тем, Иван Репин, не дождавшись уведомления от Таубе, вновь запросился на приём. Губернатор заявил ему, что «принятыми мерами подданный царя Алексея Грегори Котошихин в Нарве и Ивангороде не был найден».

– Это никак не возможно, господин генерал-губернатор! Котошихин тут! Наши люди его видели.

– Кто же эти ваши люди?

– К примеру, купец рыбной сотни Кузьма Овчинников.

– Гммм… Но… возможно он сбежал из города? – высказал предположение Таубе. – Мои люди его не нашли.

– Он тут, ваша милость.

– А я утверждаю, что его в городе нет. Если не верите мне, попытайтесь найти его сами.

– Не к лицу нам спороваться, ваша милость, и не с руки вмешиваться в ваши дела. Я возвращаюсь в Новгород. Будет ли какой письменный ответ воеводе Ромодановскому?

– Да что ж писать-то? Я всё сказал.

– Как будет угодно. Позвольте откланяться.

Репин снял шапку, сделал поклон и вышел. Он не знал, что Таубе ему не лгал. Ну, возможно, он говорил не всю правду, но то, что Котошихин исчез, соответствовало истине! Его люди буквально накануне прихода Репина доложили, что русский Котошихин утром самовольно ушёл из дома в неизвестном направлении и пропал, словно в воду канул. Таубе пришёл в неописуемое бешенство: он изо всех сил старался помочь этому мошеннику, а тот вместо благодарности выкидывает новый фортель! Что теперь он скажет Стокгольму? Что упустил из-под носа русского беглеца, который оказал Швеции неоценимые услуги и которым заинтересовался сам канцлер?

Поразмышляв на досуге, Таубе решил обо всём поставить в известность графа Магнуса. Скрывать от него происшедшее не имело смысла: позже всё может выплыть и предстать в ещё более невыгодном для него свете. Уж лучше сразу доложить так, как оно есть на самом деле – сбежал. Напишем, что приняли меры к розыску.

Надо было дать ответ и в Новгород, чтобы смягчить то неблагоприятное впечатление, которое капитан Репин получил от последней аудиенции. Ромодановский – упрямый и въедливый тип, который, по слухам, никому не прощал обиды. Не в интересах генерал-губернатора пограничного с русскими края портить с ними отношения. К тому же теперь Таубе без всяких угрызений совести может подтвердить свои слова Репину: Котошихин был, но потом исчез. Отлично.

Он вызвал секретаря и продиктовал следующее:

«Достопочтенному воеводе Великого Новгорода князю Ромодановскому.

Князь, я отпустил намедни твоего верного слугу капитана