class="p">Что со мной происходит? Что сделал этот проклятый сатир!?…

– Внутри ладони что-то засело, воспаление идет все дальше… Бэйр, если ты хочешь жить, руку нужно отнять.

– Нет!… Не смей!… Не отрезай… как бы я не просила… никогда!…

Превозмогая боль, я заставила себя сесть и посмотреть на рыцаря. Он должен был знать, что я говорю это, будучи в своем уме!

– Моя рука… моя рука останется при мне! Понял!?

Рыцарь кивнул, и его лицо начало растворяться в темные пятнах.

Поместье Сеймуров

Старый знакомый

Несколько дней я провела в кровати с адской болью и желанием умереть. Дейк, вертелся около меня, но сделать ничего не мог: боль не унимали даже наркотики. Ничего не ныло, не гудело и не сводилось судорогами только во сне… но при всем желании я не могла спать больше восемнадцати часов в день.

Рука воспалилась, любой лекарь, который видел, во что она превратилась, хватался за пилу. Сама я не смотрела, но Дейк говорил, что с такого он не видел даже в госпиталях Ордена: а уж рыцари от нечисти получали всякое.

Однако, шли дни и постепенно боль унималась. На пятый день кошмара я уже могла терпеть, соображать и даже говорить без перерывов на вой. Тогда мы смогли обсудить случившееся в лесу.

Рыцарь, как и я, никогда не слышал о болезнях среди божьих детей. Порошок, который сатир назвал лекарством, так и остался лежать в темной чаще: после убийства единорога и обезумевших кентавров слевитам и Дейку некогда было собирать мои вещи. Я могла только догадываться, каких усилий ему стоило протащить меня на спине по грязи и в темноте через весь лес… я не могла винить его в том, что он что-то не взял. Но, чем был этот порошок на самом деле, я, похоже, никогда не узнаю.

Высокопарные слова Фавнгрифа я почти не помнила. Он просил меня запомнить, что он Хранитель Сливовой Рощи. Еще просил не избавляться от руки, какую бы боль я не испытывала… Он знал, о чем говорил: в особенно тяжелые периоды я бросалась на стены и ревела не своим голосом. В такие моменты я сама была готова отгрызть проклятую кисть, и только сильные руки рыцаря удерживали меня от этого.

Однако, когда боль отступала и разум прояснялся, я думала о том, что заставила смертельно раненого сатира жить еще полчаса, хотя он должен был погибнуть еще в момент удара. Он пытался сделать что-то очень важное… и, хотя я не понимала, что именно, мне казалось, я должна терпеть. Такая адская боль не могла быть простым воспалением, со мной что-то происходило. Я чувствовала это.

На шестой день я проснулась сама, и поняла, что ужасно голодная. До сих пор есть мне не хотелось, и я обрадовалась, решив, что это признак выздоровления.

– Дейк! Я хочу есть!… – крикнула я, потягиваясь на мягкой подушке. Боги, как же хорошо, когда ничего не болит!… больная рука висела бесчувственной плетью, она ощущалась скорее как сгусток пульсирующего тепла, чем как родная конечность.

– Так пойди возьми!… – донеслось из умывальной.

Я аж глаза округлила от удивления. Это что же… бунт на корабле?… мой верный раб отказывается подчиняться!?

– Я по твоему оборзевшему голосу слышу, что ты здорова! – крикнул рыцарь. – Вставай и одевайся, мы уезжаем!

Вскоре мой спутник показался из умывальной. Он был полностью собран для путешествия. Вымытые волосы, почти побритое лицо, рыцарская туника, под ней кольчуга, а за спиной меч…

– Дейк, принеси мне еды, – попросила я, все еще надеясь отложить тот момент, когда нам придется говорить о том, почему он в кольчуге.

– Вставай и одевайся, – проворчал он, завязывая себе хвост. – Хэй, что ты так на меня смотришь? У тебя же осталась одна рука!

– Если не принесешь, у тебя тоже останется только одна рука! – проворчала я, садясь на кровати. Вот говнюк, стоило на один день прийти в себя, и он тут же прекратил за мной ухаживать! – Куда ты намылился? Я не смогу даже ходить, так что мы остаемся здесь!

– Бэйр, ты уже здорова, а нам опасно сидеть на одном месте, – объяснил он. – Адольф не дремлет, он наверняка уже знает, где мы, и о том, что ты больна. Это идеальный момент, чтобы напасть.

– Я даже на лошадь забраться не смогу, не то что ехать на ней! Ты издеваешься надо мной!? Хочешь, чтобы я осталась калекой из-за придуманного змея?

– Ты преувеличиваешь, – рыцарь отмахнулся от меня, как от назойливой мухи.

– Ей невозможно управлять, она зверски болит, и эта боль отдается во всем теле! – я показала ему на забинтованную конечность, которую достала из-под одеяла здоровой рукой.

– Скажи мне, моя дорогая Бэйр, я когда-нибудь волновался зря!?

– Нет, только сейчас! У тебя мания преследования. Давай поедим хотя бы…

– У меня нет мании преследования! А потому ты сейчас встанешь, приведешь себя в порядок, и мы поедем в Генсенгт! Возражения не принимаются! Не нравится – оставайся здесь, только не забудь снять с меня клятву! – рявкнул он.

– Да будь ты проклят!…

Я уже поняла, что говорить с ним бесполезно. Похоже, Дейк настроен серьезно, и мне придется засунуть свои возражения себе в задницу, пока он не решит, что мы в безопасности.

– Иди умывайся и одевайся, твоя одежда уже там.

– Хорошо!

Я отправилась в умывальную, впервые с тех пор, как пришла в себя. Умыться одной рукой не составило особых проблем, но вот одеться… Это оказалось непросто из-за многочисленных пуговиц и завязок. Нет бы молнию изобрести…

С грехом пополам я натянула штаны и жилетку на голое тело. С рубашкой так и не вышло: рука не хотела лезть в свой рукав. Вышла эдакая однорукая секс-бомба с чертовски грязной головой…

То ли из-за моих махинаций, то ли по своему особому расписанию, рука опять начала болеть. Посмотрев на слои бинта, я вдруг захотела увидеть, что там могло так болеть… но в последний момент я передумала. Что-то внутри подсказывало, не надо мне это сейчас видеть.

Я попробовала намочить волосы, но, похоже, для этого ритуала мне точно понадобится помощь рыцаря. Придется ждать, пока мы доберемся до города.

Вздохнув, я перекинул через плечо сумку с вещами и уже сделала шаг к двери, как вдруг снаружи послышался грохот… и обо что эта детина так стукнулась?

Я уже подготовила ехидную фразочку, но следующий звук заставил меня закрыть рот. Лезвие, со звоном прошедшееся по кольчуге.

Все еще надеясь,