До вечера Сирега бесцельно бродил по улицам, безотчетно пытаясь найти пропавшего Степана. Город походил на больное, израненное животное. Пустовали целые кварталы, по выщербленным стенам можно было определить, где шли затяжные бои и где ярость выхлестывала за край. Огонь довершал дело, оставляя неразумным людям остовы их жилищ. Улицы скорбели ранами своих домов. Он вошел во двор жилого дома. На лавке у подъезда сидела древняя бабушка и едва заметно шевелила губами. «Разговорчивая», — подумал Сирега.

Увидев Сирегу, бабуля оцепенела. «Вот кому хорошо, — подумал он. — Помрет — и сама этого не заметит». А Сиреге хотелось жить. Платой же за это право были жизни двух негодяев-сокамерников. Чистейший, натуральный обмен, исключающий использование денег или иных каких-то эквивалентов.

Жизнь на войне всегда измерялась смертями, как и смерти измерялись жизнями. Кто попадал в это тождество, лишался права на выбор, кроме одного — весело, с задором идти в мир иной. И верить, что, как погибший на «поле брани», непременно попадешь в рай. Не зря попы всех религий так стараются убедить паству в этом.

Сирега вернулся к магазину. Уже сгустился вечер, и выгоревшие внутренности хозмага были невидимы. Оставался лишь приторный запах, горький и едкий. И Сирега пожалел, что еще вчера не попытался выяснить, не видел ли кто рядом с магазином его товарища. А сейчас время было уже упущено. Он не знал, что ему делать дальше. Фонаря не имел, а лезть на ощупь, рискуя напороться в темноте на остовы сгоревших полок и арматуру, ему не хотелось…

Он пришел в штаб, завалился спать в дежурной комнате, но какая-то сила подняла его. Сон прошел. Сирега понял, что должен найти фонарь, вернуться к магазину и тщательно обследовать его. Он так и сделал: выпросил у дежурного китайский фонарик длиной в ладонь и нырнул в темноту города, чувствуя, как постепенно превращается в ночное животное: полуволк-получеловек.

Из магазина тянуло гиблым могильным духом. Но он прогнал посторонние мысли и постарался внушить себе, что сам в этой ситуации опасен и тоже внушает страх окружающим. Сирега вошел внутрь магазина, перешагнув разбитую витрину. Ничего интересного он не увидел и уже собрался уходить, когда внимание его привлекла неприметная дверь. Подобно любознательному Буратино, Сиреге тут же захотелось заглянуть за нее. Он поддел дверь ножом, она нехотя отворилась. За ней была пыльная лестница, ведущая вниз. Освещая себе путь крошечным лучиком, Сирега ринулся вниз и вскоре очутился в огромном подвале. И вдруг он явственно ощутил, что в подвале кто-то есть. Он нервно оглянулся, лучик прыгнул по потолку, по стенам. Он прошел до конца, где начинался поворот направо. Тут Сирега заметил небольшую дверь, вроде как от кладовки для хозинвентаря. Он тихо приблизился, резко открыл, отскочив в сторону, готовый стрелять. И похолодел от ужаса: на полу лежал труп. Это был Степка. У рта, на подбородке, запеклась черная струйка, в луче света стеклянно блеснули полуприкрытые глаза.

Сирега наклонился над мертвым, и тотчас ослепительно-кровавая вспышка вырвала его из реальности и погрузила во тьму.

…Сначала он ощутил целую гамму болевых ощущений: остро-саднящую в затылке и тупую, накатами, в лобной части, висках и даже шее. Потом он увидел фрагмент света, а может, тени, почувствовал и густой смрадный дух. И тогда уже понял, что лежит на полу — связанный, беспомощный кокон, из которого никогда не выпорхнет на манер бабочки.

— С новосельицем, Сиреня! — прозвучал знакомый до боли голос.

Над ним возвышался Вулдырь. На почерневшем, лоснящемся лице застыла ухмылка, он не скрывал торжества. Рядом на ящике сидел Консенсус и дымил сигаретой. На его небритой физиономии светилось ленивое самодовольство человека, усвоившего истину, что если кому-то очень не повезло, то настолько же хорошо подфартило другому.

— И кого ж ты здесь искал? — продолжил Вулдырь. — Своего дружка, «Светку»? Ну считай, что задачу свою выполнил. Прямо скажу, редкий шанец тебе выпал. А теперича можно и вслед за ним. Верно, Консенсус?

— Ну-у, торопиться не будем, — с театральной рассудительностью отозвался тот. — Погутарим с человеком. Ведь жажда человеческого общения всегда отличает тонкие натуры.

Сирега слушал этот кураж, ожидая, когда начнутся побои, и корил, клял себя за беспечность.

— Ну, Сир, козлятина петушиная, говори, чего здесь твой дружок вынюхивал? — глухим голосом заговорил Вулдырь и ударил пленника ногой в бок.

— Не знаю… — ответил он.

— Хорошо, — продолжил Вулдырь. — К сожалению, эту тайну он унес с собой… Ну а ты чего сюда приперся? Вещичками разжиться хотел, харя мародерская?

— Я искал Степана, — признался Сирега. Что-то придумывать ему не хотелось, да и голова соображала плохо. — Мы договорились с ним встретиться у магазина…

— Что ты парашу пускаешь? — взвился Вулдырь. — Нас искал, сявка? Может, предъяву хотел сделать? И твой дружок тоже, сгоношились против нас?

— Народные мстители… — вставил Консенсус. — Скажи, Вулдырь, как я «Светку» замочил: он сразу и ласты склеил. Вот этим как раз ножичком.

Нож сверкнул в пламени свечи золотистой стрелкой, Консенсус взмахнул молниеносно, лезвие застыло у глаз пленника. Расплывшееся острие в миллиметре от зрачка, хруст сетчатки, малиновый взрыв, смерть на кончике жала.

— Вытащить ему глазик для начала? — как бы размышляя вслух, сказал Консенсус. — Все равно не понадобится…

— Ублюдки, что вы хотите от меня? — Сирега заорал во все горло, еще надеясь, что кто-то его услышит.

И тут же ногой получил крепкий удар по скуле.

— Не кричи, шансинетка, бесполезно! — укоризненно заметил Вулдырь. — А вот автомат у тебя хороший, за него спасибо.

Сирега молча перенес боль, провел языком, ощупав внутреннюю рану на щеке. «Кончали бы скорей», — с тоской подумал он. Не везло ему в жизни, так и в смерти везения нет. Неожиданно ему пришла в голову спасительная мысль.

— Зря радуетесь, — заметил он. — Я своим сказал, куда иду. И если через час не вернусь, они придут за мной. Ждите гостей, ребятки…

Вулдырь рассмеялся, а Консенсус разыграл ярость:

— На понт берешь, сука? Ты уже три часа здесь кемаришь!

А Вулдырь наступил Сиреге на горло и стал втолковывать:

— Ты, Сир, всегда был тупым. Мы ведь тебя сразу грохнули бы, но оставили на тот случай, если б ты со своими пришел, и был бы ты заложничком. Сечешь? А потом видим, что ты, тундра, один, сразу наверх вышли. Подождали немного… Вот видишь, хреновые у тебя кореша. Забыли про тебя… Обидно. Консенсус, заткни ему хайло!

Тот послушно взял нож, разжал Сирегины зубы, затолкал в рот грязную тряпку.

— Можешь пока соснуть часок, а мы погуляем на воздухе, а то здесь душно. Мы тебя еще с доктором из психушки познакомим. Он у нас — король. Король Ио. Большой выдумщик…

Вулдырь взял в руки свечу, поднес ее к лицу Консенсуса, тот резко дунул, и каморка погрузилась в мрак.